— Увидимся, как всё закончится. Я хочу кое-что тебе показать. И забей на кодекс Семей. Наши отношения будут регулироваться нами, а не какими-то сраными законами пятисотлетней давности.
Сабрина оборвала связь — а Дэниелу ещё столько всего хотелось ей сказать. Впервые за последние полгода он почувствовал себя живым. Мир не стал лучше, но отношение Дэниела к нему изменилось. Будто пролился лучик света в кромешную тьму.
Он представил принцессу голой в постели. Представил себя рядом с ней. И такие мысли больше не вызвали у него отвращения. Страх смерти исчез.
Он направился к солдатам, вытирая вспотевшие ладони о штаны. Дико хотелось есть. Дэниел украдкой взял из вещмешка пластиковую коробочку, нашёл укромный уголок и без особого энтузиазма начал поглощать содержащуюся внутри массу. Отец любил портить аппетит, настаивая на натуральных продуктах. «Да ты хоть знаешь, из чего делают нашу еду?!»
«Да, — хотелось ответить Дэниелу. — Из дерьма и мёртвых людей».
Пиркс заметил командира, но понимающе улыбнулся. Дэниел кивнул в ответ. Аппетит всё не приходил. Только закончив, Дэниел почувствовал неожиданный прилив сил. Запив трапезу из походной фляги, юноша вернулся на острие линии обороны, а именно на ящики с баллистическим гелем. Как-то он для интереса пострелял в них упор. Дрянь была настолько вязкой, что останавливала все пули на двух-трёх сантиметрах глубины. Жаль, вес прямоугольного листа с гелем не мог унести ни один пехотинец. Но в качестве быстрых баррикад ничего лучше не находилось. Ещё одно очко в пользу мозгляков с фабрики Гефеста. И всё равно её инженеры не могли ликвидировать пропасть между оружием Синдиката и Эдема. Пока Эдем использовал энергопушки, продвинутую силовую броню, аугментику и нечто, называющееся «наномашинами», Синдикат воевал винтовками со скользящими затворами, тяжёлыми станковыми пулеметами, гранатами да ножами. Вертолёты, танки, бронетранспортёры — вся техника, которую синдикатовцы использовали против сааксцев, принадлежала Эдему. Именно поэтому Синдикат создал фабрику Гефеста: чтобы перестать зависеть от подачек из рая. Во время войны фабрика объединилась с самыми прогрессивными жрецами церкви и отправила их вместе со своими инженерами на фронт. Этот альянс получил название группы 838. Дэниел втайне симпатизировал им. Хоть они стали военными преступниками, но сумели так подтолкнуть прогресс Синдиката, что в итоге Эдем без вопросов передал им технологию аугментаций. Теперь любой желающий мог получить себе сносные протезы конечностей или внутренних органов. Дэниел даже где-то слышал, что синдикатовцы сумели использовать аугментацию намного эффективнее, чем Эдем. Насчёт этого вопроса тут же вспыхнули жаркие споры. Многие консерваторы хулили своих оппонентов за сомнения в непогрешимости Эдема. Сторонники заслуг группы 838 же заявляли, что технологии давным-давно уже должны были стать всеобщим достоянием. Что говорить, если почти пять сотен лет любой, кого Эдем одаривал модификациями тела, считался чуть ли не богоизбранным?
Споры не утихали даже после того, как группу 838 расформировали. Многие её члены попали под суд и схлопотали срок в Башне Правосудия или ссылку на Нижние Уровни. Дэниел слышал даже про смертные приговоры.
И старый вопрос возник в мозгу: а этого ли хотел для них Освободитель? Но никто не мог ему ответить.
Зазвенел коммуникатор. На дисплее высветилось: «Отец». Дэниел принял звонок. Раздался стальной, звенящий еле сдерживаемыми нотками напряжения голос:
— Дэниел, ты слышишь меня?
— Да, прекрасно, — ответил Роско, чувствуя нетерпение.
— Слушай меня, и слушай внимательно…
Дэниела напряг тон отца. Он мог говорить как угодно: властно, покровительственно, насмехаясь, с лёгким презрением — но ещё никогда в голосе Джошуа Роско не проявлялся страх.
— Мы обороняем площадь Освобождения. Стрелки наступают со всех сторон, но мы держимся. Что бы сегодня ни случилось, сынок, знай — я… я тобой горжусь. Помни это. Помни всегда.
— Хорошо, отец, — заикаясь, произнёс Дэниел.
— Может я не всегда делал всё правильно. Обращался с тобой не так, как стоило. Но я горд. Горд, что ты вырос воином, а не каким-то хлюпиком. Хоть что-то в жизни у меня получилось.
Джошуа невесело усмехнулся, а Дэниелу хотелось лишь быстрее оборвать разговор. Вся его жизнь несла отпечаток воли отца. Похоже, старший Роско решил подвести итоги — и результаты ему льстили. А Дэниелу не хватало храбрости высказаться, как же солдатская жизнь его изуродовала.
— Даже если тебя прижмут, помни — позор хуже смерти. Надеюсь, ты это запомнишь, Дэниел.
— Обязательно, отец.
Его нутро сжалось. Это может быть их последний разговор. И он столько всего хотел сказать! Как ему не нравилось нынешнее положение, как он предпочёл бы стать никем и начать жизнь с чистого листа. Заработать имя честным трудом, а не унаследовать от предков. Но с возникшим в эфире шипением статики умерли все надежды. И страхи.