Пока шарики из жира ждали своего часа на улице, парень начал собирать свою экипировку. Пару ножей он положил в кобуру на правом бедре. Тепловизор – в большой нагрудный карман куртки, чтобы ему было потеплее, и он сохранил заряд хотя бы на день. Фонарь аккуратно был повешен на пояс, туда же попали и запасные краги. Оружие хоть и было в дефиците, но оставаться совсем беззащитным Айзеку не хотелось, и он решил взять старенькую пневматическую винтовку. Пару раз качнув рычаг подачи давления, он оценил состояние плунжера и пневмотрассы, посмотрел не пропускает ли баллон и заправил в нее магазин с мелкими стальными шариками. Два других магазина для винтовки он убрал в карман плаща, в котором раньше лежали патроны с картечью. Длинный моток толстой нити он зацепил под курткой, чтобы она не мешала ему при движении.
Рюкзак брать было плохой идеей и пришлось тщательно выбирать среди огромного разнообразия охотничьего хлама, большая часть из которого даже в растопку печи была непригодна, не говоря уже об охоте. Бинт он положил в карман штанов, надеясь не притрагиваться к нему в своем небольшом путешествии. Порывшись в заначке старика, он нашел один патрон для той маленькой пушки, которой он размозжил морду зверя в последнем походе. Заправив правый ствол своего секретного оружия, он вновь поместил его за спину, на пояс, вот только в этот раз он не приматывал его намертво, ясно понимая, что это его единственный шанс на спасение от настоящих чудовищ.
Готово. Все самое важное было экипировано. Айзек вновь проверил шнуровку на обуви, состояние рукавиц, куртки, вновь убеждаясь, что починил все с прошлого раза. Парень накинул свой плащ и вышел на улицу. Глубоко вдохнув свежий воздух, он обмотал лицо шарфом, натянул маску и накинул поверх головы капюшон.
Все шарики, что лежали на улице в снегу, были освобождены от бинта и аккуратно сложены в тряпичный мешок с длинной тесемкой. Юноша перекинул мешок через плечо, положив его поверх плаща, застегнулся и двинулся в путь, на запад, в сторону леса. Туда – пешком.
Следы недельной давности еще не до конца замело, а значит охота имела шансы на успех. Солнце было невероятно высоко. Оно висело ярким, светящимся до ожогов на глазах, пятном, освещая все вокруг. Снег слепил очень сильно, давая миллионы бликов на маске, засвечивая изображение мира. Если бы около парня было хоть что-то цветное, то Айзек бы обратил внимание, что глаз от такого яркого света перестают воспринимать краски, добавляя в них скудную серость. Но из цветного было только голубое небо, огромным куполом нависшее над парнем. Он редко смотрел на него, боясь обжечь глаза. Лишь изредка, ночью, любуясь переливами сотен звезд.
То небо, что попадало в поле зрения парня, было почти белым, градиентом спустившемся до самого горизонта, на котором впереди мелькал черный высушенный лес. Долгая дорога намного короче, когда в голове есть мысли. А вот мысли у Айзека были, и в полном объеме. Проваливаясь по щиколотку в снег и выгребая его из образовавшегося от ноги кратера, он думал над словами Марии. А как бы он поступил на месте Юрия? Месть и злоба подхватывали его, он всей душой болел за наставника, хоть и с трудом понимал, какого это жить обычной жизнью, с женой и детьми. Есть вкусную еду, приготовленную женщиной, выменивать продукты и вещи, не уходя на несколько тысяч шагов от дома. Иногда парень терял эту мысль и думал о себе. Старик всегда говорил, что его родителей просто убили, а Айзека, еще ребенком, просто нашли в снегу. Но, причем тут Пан Оптикум, и что это вообще за страшное название?
Айзек представлял огромное одноглазое чудовище, интуитивно воспринимая звучание нового слова. Обидно было за то, что все могут вспомнить своих родителей: отца, мать, кто-то вспоминает братьев и сестер, но только не Айзек. Юрий был ему и отцом, и матерью, и другом, но вот настоящих родителей парень не знал никогда. Ему очень хотелось взглянуть на них хоть раз, спросить их, почему так и не дали ребенку имя, откуда он родом, как поживают бабушка и дедушка, и как так получилось, что он рожден естественным путем. Много ли в их родном городе таких детей? Но ответов на эти вопросы он не получит уже никогда, парень понимает, что значит смерть, она бесповоротна и бесконечна, умерев однажды, уже никогда не сможешь ни вздохнуть этот воздух, ни посмотреть на закат или звезды. Юрий всегда говорил, что смерть – это просто бесконечная темнота, без единой мысли, рожденной сознанием человека. Айзек пытался остановить ход этих самых мыслей, закрывая глаза, представляя себе смерть, но каждый раз ловил себя на том, что это нереально, но вот слово «бесконечный» его по-настоящему пугало.
Даже имя мальчишке дала Мария, в ту самую ночь, когда Юрий впервые притащил его в Повал. «Айзек», так она назвала его, но Юрий, постоянно коверкая на свой родной диалект, всегда называл его Исаак, потом и Мария подхватила это, ведь и ей так было проще в силу укоренивших особенностей происхождения. Но она всегда говорила, что люди с дальних городов никогда не выговорят «Исаак». Размышляя о тех давних днях, которых он и не помнил, Айзек уткнулся в дерево, корни которого были обильно залиты кровью. Время за раздумьями, действительно, пролетело быстро.
– Хоть бы ты уже сдох… – с нескрываемым страхом в голосе произнес парень, но шарф по обыкновению заглушил звук, и даже если бы кто-то услышал это, то вряд ли бы разобрал сказанное. Теперь осталось только найти чудовище и завершить начатое.
Оглядев деревья вокруг, Айзек заменил кровавые шлепки на стволах, как раз на том уровне, где была морда чудовища. Местами на деревьях остались клочки шерсти, но все следы уверенно вели вглубь леса. Юноша достал тепловизор и закрепил его на левой рукавице. Один короткий взгляд в окуляры, и он начал продвигаться в самую чащу. Красными пятнами на ветках подсвечивались птицы. Взгляд человеческих глаз ловил их с трудом, так складно они сидели, что казалось, будто они часть дерева. Маленькие мохнатые комочки, с невероятно длинными клювами. А в клюве острые маленькие зубы, словно ножовка, выросшая у этой мелочи из головы.
Пухлые, пернатые хищники сидели, нахохлившись, спрятав лапы под толстым покровом из перьев и меха. У них всегда было малое количество активных действий: поймал мышь, съел, сохранил тепло и энергию. Размножались они, как и все существа их вида: самка откладывала яйца в выбитом в дереве домике, укутывала их рваными клочками мышиного меха да древесной стружкой, и сидела, практически не покидая гнездо до момента появления птенцов. Но сейчас на ветках сидели самцы, сами того не понимая, они добывали пищу своим супругам-птицам, и тащили в гнездо. Как они об этом договаривались, почему никто никого не бросал – Айзек не думал, для него эта вещь была обыденной, он даже и не представлял никогда, что кто-то может бросить свое потомство. В мире этих диких зверей такого не происходило. Хитрая хищная птица тратит свою жизнь, чтобы поймать несмышленую маленькую полевку и отдать ее на съедение будущему поколению хищных птиц, понимая, что, когда на смену ему придут другие – он уже не сможет конкурировать с ними за ореол обитания и покинет эти места, навсегда отдав свою жизнь либо пустоши, либо зверю по ловчее и смышленее. Например, человеку.
Сколько шагов уже было сделано вглубь. Аккуратно и недоверчиво, шаг за шагом Айзек двигался навстречу зверю. В скором времени явные следы, оставленные в панике раненым чудовищем, перестали попадаться в глаза. Теперь только редкий мех, мелкими клочками висел на коре, да почти занесенная тропа, которой зверь скрывался от опасности. Вскоре и та пропала.
Находясь в сердце хищного леса, Айзек почувствовал тревогу. Он встал на колени и опустил взгляд на уровень снега, пытаясь выловить неровности, чтобы продолжить свой путь. Иногда следы, оставленные птицами, сбивали его, и он возвращался назад, начиная свой путь заново. То и дело, тепловизор вплотную прислонялся к стеклу маски, чтобы не упустить ничего важного.
Затихшие мыши еле виднелись через слой снега на корнях. Небо, опутанное паутиной из веток деревьев, вновь начало смеркаться. В сумерках Айзек успевал разглядеть борозды в снегу, оставленные зверем и аккуратно, чуть ли не на корточках следовал вперед, проверяя взглядом каждое дерево на предмет оставленных следов. Тепловизор подсвечивал лишь мелочь, что водилась в лесу, дорога вглубь зарослей мертвых деревьев становилась все темнее и опаснее. Внезапное нападение пусть даже ослепшего и ослабшего чудовища будет смертельно, ведь человек мал и немощен перед лицом природы, и единственное его оружие это развитый мозг, котором Айзек планировал воспользоваться сегодня.
В тепловизоре замаячило огромное скопление красных точек, все ветки деревьев были усыпаны ими. Вжавшись еще сильнее в снег, Айзек обогнул толстый ствол дерева перед ним и увидел огромную белую тушу, лежавшую на снегу. Тварь свернулась в клубок, закрывая раненную голову массивными шерстяными лапами. Шерсти на голове не было, а значит, мерзла она сильнее, что приносило зверю нестерпимую боль. Несмотря на это чудовище лежало тихо, ритмично двигая пузом, заглатывая холодный воздух. Зверь просто ждал, когда заживет рана.
Оглядев окружение, Айзек встал в полный рост. Он мысленно пытался занять доминирующую позицию, надеясь, что хоть так отгонит жуткий страх, сковывающий его по рукам и ногам при виде снежного монстра.
– Надеюсь, нос у тебя еще работает, потому что эта дрянь воняет так, что тебе точно понравится, – подобравшись чуть ближе, на расстояние броска Айзек достал из мешочка шарик и швырнул его твари прямо под морду, но реакции не последовало. – Спишь что ли?
Второй, третий, и даже четвертый шарики из жира, лежащие перед мордой чудища не смогли разбудить его своим резким ароматом. Айзек решил идти на рискованные меры. Со всего размаху он швырнул затвердевший тяжелый шарик прямо в брюхо животному. Зверь резко вскочил со снега, рыча и оглядываясь по сторонам, забывая, что теперь его ждет сплошная темнота.
Звери удивительны тем, что они никогда не предают значения своей неполноценности, будь то отсутствие глаза, уха или лапы. Они не замечают того, что отличаются от себе подобных, а те не замечают этого в ответ. Люди так не могут. Каждый, кто потерял руку или ногу в этих пустошах стыдится этого, особенно люди из обычных поселений, вроде Повала, которых Айзек видел так часто. В его представлении, ближе всех к зверям подобрались охотники, ведь скольких бы он не встречал – все были либо без пальцев на руках, либо без ушей или кончиков носов. Суровые условия вынудили их забыть о том, что в них чего-то не хватает, ведь жизнь на этом не заканчивается. Грубые, суровые люди тянули Айзеку свои беспалые руки, чтобы поздороваться, абсолютно забывая, что выглядят они необычно, особенно в глазах ребенка, который ни разу в жизни не встречал такого. Спустя время, конечно, Айзек привык и к этому, и начал относиться спокойно даже к своим травмам и шрамам.
Зверь, потоптавшись на месте, переключился на свой нос и уши, пытаясь найти врага по запаху и звуку, но все в лесу сидели тихо и наблюдали за ним. Шестой шарик парень бросил к остальным, и зверь злобно клацнул беззубой пастью в сторону снега. Принюхался и начал жадно заглатывать добычу. Один за другим он съел, по-видимому, все шарики.