Он потянулся, взглянул на часы, приложил их к уху.
— Вот те раз. Стали. Сколько на твоих, мимо не проедем?
— Мои, знаешь, тоже, — сообщил Волин.
— Странно. Ладно, черт с ними. Спим. Просили же проводника, пусть только не разбудит, морда! А рыбаки явятся, ты меня толкни, может, это как раз рыб’ачки.
Лобанов завалился на полку.
Ему, действительно, только что пригрезилась обнаженная особа. Она объявилась в тусклом свете коридорных ламп неизвестно откуда, стройная, ослепительно красивая, с лицом не то богини, не то шлюхи экстракласса. Сквозь путаницу распущенных волос поблескивала пара совершенно удивительных, бесстыдных и прекрасных глаз. Правая, налитая лакомой полнотой рука незнакомки лежала на округлом бедре, а левой дивная пришелица небрежно опиралась о вагонную переборку. Лобанов обежал гостью бессмысленным взглядом, споткнулся о черноту в низу живота, превращенную бритвой в кокетливую пушистую полоску, как у порнозвезд, и на всякий случай отодвинулся ближе к окну. Незнакомка усмехнулась, блеснув белыми остренькими зубками, и сделала шаг.
«Вот свиньи, — подумал Лобанов. — Мало что нужник никто не чистит, так еще и дверь не закрывают». С потоком холодного воздуха до него донеслась совершенно гнусная, почти трупная вонь.
Но вонь вонью, а что это, собственно говоря, за чертовщина? Что за приключения в духе эротических романов? Если это, извините, сон, то спящий должен чувствовать себя совершенно иначе. А если не сон… Но наяву такого все же не бывает.
Женщина протянула руку, и Лобанов опять отодвинулся, хоть его вдруг потянуло позволить этим точеным пальцам прикоснуться к себе.
Но пальцы к нему не прикоснулись. Мраморная кисть застыла в воздухе и, помедлив, опустилась. Женщина опять усмехнулась, не то задумчиво, не то с тайной издевкой, и ее полускрытые волосами глаза укололи Лобанова двумя жесткими лучиками.
Сергей вздрогнул, но взгляда не отвел, небрежно забросив ногу на ногу, негромко спросил:
— И чего тебе, девочка, надо? И чего тебе, родимая, хочется?
Она снова приоткрыла в улыбке влажно-перламутровые зубы, и теперь они показались Сергею не слишком ровными и какими-то хищными. Потом вагонная блудница плавно повернулась и вышла вон.
Лобанов так и не понял, спал он или нет, потому что перед странным визитом его разбудил — так ему по крайней мере казалось — другой сон, дикий и безобразный.
Что-то рушилось и взрывалось, кто-то страшно, протяжно кричал, все вокруг проваливалось в тартарары, а сам Лобанов, находясь в гуще этого хаоса, парил в нем, неуязвимый и недоступный никакой разрушительной силе. Выходило, что он вовсе и не просыпался, просто одно сновидение плавно перешло в другое.
7
После разговора с другом Сергею не спалось. Он еще раз взглянул на часы. Надо же, ведь раньше никогда не подводили. Очень некстати. А что снятся дамы неглиже, так в этом нет ничего удивительного.
С Валькой, или Валентиной Аркадьевной, как она требовала себя величать, на исходе полугода их отношений образовался окончательный раздрай. Она, конечно, хорошая женщина, основательная и домовитая. С ней Лобанов забыл, что такое оторванные пуговицы и яичница на ужин.
Но нельзя же с маниакальным упорством требовать от человека, чтобы он, придя с работы, ставил туфли на полку под вешалкой непременно справа третьими в ряду и сразу шел мыть руки. В конце концов, любимую женщину допустимо обнять и немытыми руками.
И вообще с добрейшей Валентиной Аркадьевной Лобанов чувствовал себя как на приеме у посла какой-нибудь староевропейской державы, где немыслимо за столом взять вилку в правую руку или вообще, упаси Бог, есть без ножа.