— Нет.
Удивительно, но Джун не рассердился. Наоборот, он выглядел чрезвычайно расслабленным.
— Знаешь, всю свою жизнь я не знал, чего я хочу, — признался сенсей спустя пару минут тишины и шелеста гуляющего ветра. — Думаю, ты уже узнал, что я был ублюдком, поэтому первые мои годы я старался доказать всем этим заносчивым клановым уродам, что я лучше них. Во всем.
Джун тихо засмеялся.
— Я тратил на это все силы. Всего себя. От начала и до конца. Унижал их, бил, участвовал в дуэлях и… Много что делал. Я был словно бешеный волк, который бежит, толком даже не зная куда и зачем. А самое смешное в этом то, что я ведь добился того, что хотел. И тогда я понял, что мне больше нечего желать. Гребанная пустота. Ничего.
Стас тихо слушал. Размеренная история Джуна заставила его немного расслабиться и отвлечься от своих проблем, сконцентрировавшись на чужих.
— Тогда мне очень помог мой брательник, Ио. Да и старикан Хидэо тоже не забыл. Они дали мне цель, спустив на врагов клана. О-о-о, как я тогда отрывался. Как и прежде, пустил всего себя на войну, будто она могла заполнить пустоту во мне. Но знаешь? Сколько бы я не убивал, сколько бы не жег, мне все равно чего-то не хватало.
Джун махнул рукой и похлопал себя по груди напротив сердца.
— Это грызло меня днями напролет. Я не мог ни есть, ни спать. Самый сильный алкоголь казался обычной водой. И тогда я пошел на невероятное. Я пришел за советом к монахам.
У Стаса дернулся глаз. Уж чего-чего, но такого конца истории он не ждал.
— Ха-ха-ха, — заржал Джун. — Не ожидал? Дальше будет еще круче. Я, как и ты, ничего не ждал от этой встречи. Думал эти лысые ублюдки начнут затирать мне про молитвы богам, всепрощение, карму и всю ту хрень, что они любят рассказывать крестьянам. Но так все достало, что я уже надеялся просто на чудо.
— А они не стали?
— Ты слушай и не перебивай, — «по-доброму» посоветовал Джун, но быстро сменил гнев на милость. — Короче, приперся я в их этот монастырь. Они, когда на меня глянули, то сразу просекли кто я. Ну и начали задираться и угрожать гневом даймэ. Что, дескать, кровавому воителю, вроде меня, нечего делать в их обосанном Ками месте. Я тоже не смолчал и принялись мы друг друга по-всякому оскорблять.
Вспоминая эту часть, сенсей с ностальгией улыбнулся.
— А потом бац, прибегает мелкий пацан и, кланяясь, тянет прямо к настоятелю. Монахи в шоке, но молчат. Мне тоже стало интересно, что это он до меня решил спуститься. Пока шел, думал, увижу какого-нибудь деда, старше моего прадеда, но встретил мужчина лет сорока. Мне тогда самому было лет тридцать.
Джун прикинул на пальцах свой возраст.
— Да, где-то столько. И знаешь, смотрит он, так, ну, по-доброму, что ли, что я напрочь забыл все те злые слова, что хотел ему бросить. А потом он спрашивает: «Что тяготит тебя, дитя?». А я ему возьми и расскажи.
Ордынцев с все возрастающим вниманием продолжал слушать.
— Так, этот настоятель внимательно выслушал, а потом и говорит: «Ты, дитя, всю свою жизнь жил для кого-то. Убивал для кого-то, тренировался для кого-то и даже страдал для кого-то».
Джун перекинул травинку в другой уголок рта.