Очухаться в больнице приходилось в прошлой жизни, после ранения на срочной. Вот так же лежал под тонким одеялом и моргал, глядя в белый потолок. В приоткрытую форточку задувал свежий воздух, но перебить запашок лизола, сей неистребимый больничный дух, сквозняку не удавалось.
Я скосил глаза. Да-а… В крайний раз, помню, рядом, на скрипучем стуле сидела суматошная медсестра, а нынче…
Я пристально, с неким болезненным любопытством оглядел сгорбившегося Аидже. Опустив веки, шепча неслышное, индеец водил руками надо мной, словно разглаживая одеяло.
Кожа медного оттенка на его лице натянулась, а щеки запали — видать, наша дуэль досталась недешево. Почувствовав мой взгляд, бразильский целитель выпрямился в смятении.
— Приветствую тебя, краснокожий брат мой, — ляпнул я, не думая.
Индеец ссутулился, опуская плечи, и заговорил — глухо, отводя зрачки:
— Ты — другой. Не такой, как все. Любой, обретший Силу, дорожит ею, как высшим сокровищем, и лишь ты щедро делился. Узнав об этом, я не поверил, но твои девушки сами нашли нас… — помолчав, он продолжил, по-прежнему не глядя на меня: — Если бы я не был отягощен злом, как ты, то не убил бы твоего наставника и не вступил бы в схватку с тобой. Ты тоже не добр — я ощутил твою безжалостность и беспощадность. Но подлости, но корысти лишен. Ведь ты мог истерзать меня болью и, пока я корчился в муках, убить!
Аидже покачал головой, переживая давешнее.
— Ты одержал верх надо мною, и победил честно, — он впервые посмотрел мне в глаза. — Я передал тебе много Силы. Я заслужил смерть и безропотно приму ее…
Индеец сполз со стула, становясь на колени и покорно склоняя голову.
— Еще чего не хватало! — забрюзжал я. — Встань!
На меня вновь уставились обсидиановые, диковатые глаза.
— Тогда позволь хотя бы служить тебе! — в голосе Аидже звучала настоящая мольба, и я не мог отказать ему.
Конечно, советское воспитание не позволяло заводить слуг, однако индеец нес в себе совершенно иную ментальность — варварскую, дикарскую, первобытную. Он сумеет прочесть «Моральный кодекс строителя коммунизма», но сути его не уразумеет.
— Тебя направил Дэвид Рокфеллер? — спросил я, поглядывая на «Пятницу».
— Да, богатого белого звали так.
— Тогда… — наскоро обдумав, я изложил задание, и Аидже, просветленный и вдохновленный, поднялся с колен.
— Я всё сделаю в точности, как ты велишь, — с киношной индейской торжественностью объявил он, удаляясь.
Дверь в палату закрылась, и тут же отворилась снова, пропуская светило медицины. Осмотревшись, глянув за окно, я узнал «кремлевку», а в здешний штат кого попало не берут.