— Не нужно ли что-нибудь господам?
Заискивающе спросил толстяк на немецком языке, на что Петр ответил коротким и жестким «нет». Трактирщик только поклонился и пожелал господам путникам счастливого пути.
— Свиньи, у них никогда не будет порядка, как у нас, — буркнул остзеец себе под нос, но Екатерина расслышала. Лошади пошли шагом, лишь через несколько минут снова перейдя на рысь. Скакали так полчаса, и уже замыленные, ввалились в открытые ворота небольшой мызы. Там их ждали несколько человек — хозяин и два работника.
— Госпожа, позвольте я вас провожу до комнаты, там вы немного отдохнете, — пухленькая фрау, подхватив Екатерину Алексеевну под локоть, проводила ее в комнату, где, о чудо, ее ждала небольшая лохань с холодной водой, куда тут же плеснули бадью кипятка.
— Я вам помогу раздеться, госпожа. Вас ждет чистое белье и мундир, — женщина помогла снять пропахшую конским потом одежду, бережно сняла с нее рубаху и окровавленные панталоны.
Екатерина Алексеевна уселась в лохань, зашипев от боли кошкой — от воды приятно пахло травами. Спустя пять минут она не заметила, как уснула от теплых прикосновений — супруга владельца мызы ее аккуратно мыла полусонной. Затем пробудила от дремоты и уложила на жесткую постель, простыни из грубого льна, прикрыв одеялом.
— Госпожа, сейчас вам станет легче.
Фрау взяла в руки какую-то баночку. Подцепила пальцами крышку — в ноздри ударил неприятный запах. Екатерина поморщилась, но то была мимолетная гримаса. После всего пережитого в дороге, едкого конского пота, который не удалила с ее кожи даже горячая вода помывки, запах мази уже не вызывал раздражения.
— Вы можете поспать полчаса, пока мазь впитается в ваши раны. Верхом вам ехать дальше нельзя, госпожа. Но у нас есть бричка, ее доставили из Данцига. С парой лошадей она доставит вас куда быстрее, чем будь вы верхом. В пути подготовлены подставы — вы быстро домчитесь. А пока, пожалуйста, раздвиньте ножки — скоро вам станет легче. Боль уйдет, и вы вполне сможете поспать в коляске. Там есть подушки…
Екатерина Алексеевна выполнила просьбу, и вскоре ощутила, как теплые пальчики стали втирать ей мазь в горевшую ожогами кожу. Вначале кожу резко охладило, но вскоре неприятные ощущения прошли, и ее захлестнула паутина Морфея…
Глава 10
Восточнее Шлиссельбурга
Генерал-аншеф и сенатор Петр Панин
вечер 8 июля 1764 года
— Государыни императрицы больше нет, господа, — генерал-майор Брюс сглотнул. — Она стала жертвой той междоусобной брани, что имела несчастье разродиться. Здесь, за эти июльские дни, погибли многие, и не стоит увеличивать их число. Я не желаю проливать больше кровь, нужно замирение. Царская свара только во вред державе нашей!
Потомок шотландских королей устроился удобней на лавке и подпер подбородок кулаками. Взгляд был пустым — Яков Александрович смертельно устал за эти дни не столько телом, сколько душой. Два дня жестокой бомбардировки Шлиссельбурга сильно состарили этого молодого, 34-х лет от роду, генерала. А сейчас граф стал полностью равнодушным даже к собственной смерти — так на него подействовало известие о нелепой гибели императрицы, и окровавленная орденская лента, что он держал в собственных руках и прикоснулся губами к алым пятнам, как к святыне.
— Пора заканчивать эту войну и просить государя-императора Иоанна Антоновича простить нас, неразумных, — генерал-поручик Вадковский говорил глухо, прерывистым голосом. Самый пожилой из них, он не мог не понимать, что как командующий лейб-гвардии Семеновским полком, он отвечает чуть ли не больше всех. А потому с него будет особый спрос — и за меньшую вину бросали на плаху, причем дворянство одобрит эту казнь. И будет право — виноватых бьют!
Слова Вадковского означали только одно — лейб-гвардии Семеновский полк подчиняться его приказам не станет, а по примеру своих генералов, одного подполковника, а второго премьер-майора гвардии, сложит оружие и преклонит колени перед императором, прося того о милости к побежденным, что неразумно на бой против него пошли.
Петр Иванович сжал кулаки от бессильной злости. Генерал-прокурор князь Вяземский, оказывается, большой подлец — клялся в верности императрице, а сам с самого начала принимал участие в заговоре, и обо всем ставил в известность Иоанна Антоновича — а отнюдь не «царя Ивашку», как он им всем навязал. Коварный плут, сдал всех с потрохами. Да еще старого Суворова в комплот предательский втянул — не иначе улестил его, нашел способ заставить его отказаться быть верным в присяге.
— Что ж, я вас выслушал, господа генералы, — Панин тяжело вздохнул, глядя как Федор Иванович поправляет дрожащими пальцами ленту кавалерии святого Александра, будто она его спасет от плахи. Был бы сейчас с ним тут в крестьянской избе Алексей Григорьевич Орлов, можно было попытаться переубедить семеновских «воевод», но сейчас бес толка это занятие, бесполезное оно, да уже и не нужно, по большому счету. Со смертью императрицы все кончено!