Тем и была отлична, по его выкладкам, сравнительно устойчивая рабовладельческая деспотия от эрратического феодального социально-политического конституирования общества, являясь образцово стабильной тоталитарной ригидной иерархией, потому как она могла быть уничтожена лишь извне, превосходящими силами, чаще всего иного этнического происхождения. Тут-то Даг Хампер и развернулся с ретроспективными примерами из палеографии изначальной Земли, так как нигде и никому в пространстве-времени доступной Ойкумены больше не удалось свалиться на уровень существенно ограниченного временными, а также хозяйственными рамками раннефеодального крепостничества и тысячелетнего необузданного античного рабовладения.
Если рассматривать в философской ретроспективе, то регулятивно рабовладельческое общественное обустройство обладает стагнирующей природосообразностью, чего никак нельзя заявить в отношении конститутивных феодальных порядков, подверженных либертарианским социально-политическим флуктуациям и ускоренной чувственно рациональной эрозии.
Останавливаться на многочисленных палеографических источниках, мечтательно романтизировавших, экстраполируя в далекое воображаемое будущее феодальные бытие и сознание, магистр Хампер не счел нужным. Потому как, в его рассмотрении, их авторы, далеко не научно фантазируя, слишком исторически близко находились к феодализму.
… Тот-то и оно, дорогие коллеги, духовное родство со средневековьем и философскую правоприемность абсолютного большинства социально-политических доктрин XVIII–XXI столетий от Р. Х. не стоит сбрасывать с литературных счетов. Между прочим, наш преподобный Са Кринт и отцы-фиделисты утверждают, что на изначальной Земле в целом относительно долгая эпоха феодализма — явление отличительно уникальное, а романтичные темные века феодальной Европы утомительно долго тянулись в первом и втором тысячелетии до тех пор, пока с помощью святой инквизиции и ей подобных структур христианские церкви не покончили с ложными упованиями на чудеса, магию и колдовство, освободив дорогу просвещению и науке. Таким образом на пути к индустриальному прогрессу динамичная капиталистическая Европа технологически значимо опередила стагнировавшую феодальную Азию, столетиями напрасно ожидавшую мистических социально-экономических свершений от царей-властей, героев, божественных аватар и остальных особо важных персон, просветленных де высшими силами…
Рабовладельческие государства, не преминул мимоходом упомянуть Даг Хампер, тоже не чуждались мистики, шаманских камланий и гипотез о сверхъестественном, то бишь небесно-высочайшем происхождении власти, но (подчеркнуто) в стремлении поработить общество господствующие группы интереса древнейших царств на изначальной Земле гораздо больше полагались на силу оружия. Своего политического апофеоза рабовладельческая власть и конкретно юридический институт рабовладения достигли в тотальном итоге окончательного отчуждения массового общества от права иметь и учиться владеть холодным оружием, был уверен магистр Хампер. Разоружай и властвуй — такова, на его диахронический взгляд, была социально-онтологическая дихотомия рабовладельческого государства.
По-государственному, на берегах египетского Нила рабовладением, например, распорядились задолго до строительства пирамид и обожествления сынов неба — фараонов, титулованных как "жизнь, здоровье, сила", в качестве способа рационального превращения в рабов военнопленных из покоренных племен, сделав из них общеупотребительных и коллективизированных нонкомбатантов.
В общем генерализованном виде, четко формулировал магистр Хампер, всякая деспотия всех времен и народов основывается на тотальном контролировании орудий труда, оружия и, в целокупности, инструментальной деятельности человека разумного. Но, как всякое политическое средство, внутренне государственный контроль субъективен, консервативен и относителен; во многих случаях он не в состоянии адекватно отвечать на давление новых внешних объективных событий, обстоятельств и в целом противостоять абсолютной политической энтропии очередного противоречивого цикла частного способа освобождения от общественного характера принуждения. Тем более, в условиях ограничений на развитие инструментальной деятельности и экогуманистического табуирования техногенной эволюции на Экспарадизе-Элизиуме рабовладельческая государственная власть должна была неизбежно подвергаться идеологической эрозии и дальнейшей микро- и макросоциальной аномической деградации.
Если бы не сингенетический провирус, рискнул предположить магистр Хампер, то спустя три с половиной миллениума после высадки аквитанских колонистов имперская разведывательно-колониальная миссия рейнджеров на планету Экспарадиз тотчас обнаружила бы процветающие точки роста индустриальной культуры технологически вооруженных колонизаторов, пришельцев из антарктического архипелага, а еще где-нибудь на экваториальных островах или же в дикой континентальной местности обязательно нашлись возмутительно примитивные родоплеменные поселения деградирующих гуманоидов, полувымерших от упоительной гармонии с торжествующей природой чуждого человеку инопланетного Эдема.
— 2 —
Полковник Максимилиан Голубердин, комбат-функционер 2-го левантийского класса, главный секретарь службы безопасности фактории Левант-Элизиум, альт-инженер боевых технологий.
И возмущаться негодующе, как и прочувственно упиваться должностными обязанностями или же богоданным местом службы на райской планете Элизиум полковник красного резерва имперского корпуса орбитальных десантников Макс Голубер считал себя в полном праве, хотя обходился без компрометирующих его выражений и возражений, молчком реализуя в собственную пользу служебные права и возможности на деле. Посему никаких словесных роскошеств в форме намеков и полунамеков на проявление каких-либо неуместно интимных чувств он непоколебимо-сдержанно не допускал. Ни во всеуслышание, ни в тесном келейном кругу заместителей и помощников, он обходительно не подвергал критике иерархическую функциональность левантийской организации, где каждый служащий сверху донизу целесообразно находится на своем месте, если туда его поставило всеведающее руководство.
Чем меньше о ваших личных заботах и хлопотах знает вышестоящее начальство, по определению и по должности находящееся на господствующих высотах владения информацией, и нижестоящие подчиненные, туда же стремящиеся забраться, тем больше вы обретаете гарантий истинной безопасности и степеней свободы для непредсказуемых опосредованных маневров в условиях жестких организационных схем, инструкций и приказов.
Непосредственно главсекретарь Макс Голубер не являлся подначальным шеф-директору фактории функционеру 1-го класса Тас Амаль. Но он с ней, словно с прямым начальством, как и с остальными полноправными сотрудниками фактории, был неукоснительно любезен, корректен, куртуазно-вежлив по облику и подобию какого-нибудь заслуженно титулованного имперского нобиля. Меж тем, легитимным имперцем полковник Голубер, пусть он и вынашивал планы стать таковым, никоим образом не являлся, несмотря на беспорочную сорокалетнюю воинскую службу, звание старшего офицера, а также образование, полученное в Кастальской академии орбитального десанта и Франконском унитеке. И по рождению, и по происхождению главный начальник системной безопасности фактории Левант-Элизиум отъявленно был чистопородным левантийцем, так как четырнадцать поколений бирутенской фамилии Голубердин совокупно родоначальниками, отпрысками, их телами и душами без ненужной огласки принадлежали Леванту, неизменно находясь на хорошем счету у вечного рексора тысячелетиями всем известного в доступной Ойкумене торгово-промышленного консорциума, но по-прежнему остающимся тайной организацией теневого бизнеса.
Тринадцать лет назад полковник Макс Голубер к тайнам Леванта, его тенелюбивым людишкам, их делишкам не имел ровным счетом никакого отношения. Как надежно законсервированного агента его не растрачивали по мелочам, он честно, без задних, каких-нибудь там преступных мыслей служил в корпусе орбитальных десантников, покуда не произошла редчайшая техническая катастрофа флаг-трансбордера полковника Голубера. Весь личный состав штаба стеллс-регимента вместе с командиром части героически погибли на боевом посту, а после положенных реституционных процедур в течение трех лет в амниотическом центре эксцентричный полковник подал в отставку, отказавшись от должности и звания бригадного генерала. Тогда он очень нервно потряс корпусное начальство и братьев-сестер по оружию поразительно публично примкнув к движению экогуманистов. Официально или полуофициально в утрате лояльности империи его не обвинили, но несколько вызовов на дуэль от бывших сослуживцев и однокашников по академии он все же получил, а в живых он остался, потому как едва ли не по решению самого тайного рексора очутился в законспирированном месте, на планете, полностью оторванной от Ойкумены, но, конечно, не от Леванта, который везде умудрится сунуть свое весло и затычку в каждую бочку с нелегальной психотропной дурью.
В преступной вездесущности Леванта главсекретарь Голубер не сомневался, поскольку во время восстановления в амниотическом центре орбитальных десантников он получил неопровержимые свидетельства вековых фамильных связей с левантийским бизнесом. Пусть весьма убедительные данные о своем происхождении, о семье, родственных связях, урожденных креденциалах он получил достаточно конфиденциально при введенных в заблуждение внешних системах слежения и умно обманутом мониторинге боевого информационного модуля, но об армейской карьере тогда не могло быть и речи. С этаким набором криминального компромата о его офицерском досье-кондуите следовало забыть начерно, набело и поскорее. Но вскоре, всего через год на Элизиуме, а тем более теперь, он худо-бедно перестал быть так уверенным в необходимости и далее решительно оставаться левантийским функционером. Хуже того, он, сейчас вообще не может с достоверностью ответить самому себе: кто он? кем стал? кем был? куда ему стремиться? Единственное, о чем Макс Голубер не вопрошал в духе древних гностиков, так это о том, куда же его бессмертную душу и бренную плоть телеологически забросило после воскрешения в амниотическом центре. И так ясно. Аккурат вот сюда, на планету Элизиум, несомненно, обретающуюся в одном из малоизвестных секторов метагалактики. Вместе с тем, собственная его биография, собственно, мироощущение ныне ему представлялись набором противоречивых стереотипов, голословных фактов, подозрительно нелогичных утверждений. И на самом ли деле он является неким Максом Голубером, уроженцем,
как ее кличут, свободной планеты Бирутениа Гайн?
Теперь он был вовсе не так убежден, скорее наоборот, как если бы полковник Голубер, по-дурацки радуясь, оставил службу в орбитальном десанте, потому де ему гормоны в голову стукнули, и захотелось, спустив портки, предстать перед всей Вселенной патологическим женоненавистником и чуть ли не лицензированным кондовым гомосексуалистом. Будто бы он считал имперский космодесант ни спереди, ни сзади никуда негодным бабским войском и душевно болел из-за того, мол, что личный состав многих десантных подразделений более чем наполовину состоит из циничных и морально развращенных военнослужащих-женщин. Кстати, после того как некто Макс Голубер устроил в трансгалактических масс-медиа психоаналитический стриптиз, где среди остальных неприличий признался в скрытой мизогинии, из четырех вызовов на дуэль целых три пришли ему от былых сестер по оружию.
Куда ни шло, если находишься под воздействием дидакт-процессора в амниотическом центре, с ним не больно-то поспоришь, как и с левантийскими пиар-боссами, жестко приказавшими ему участвовать в скандальных выступлениях сумасшедших экогуманистов, в ихних гнусных политических ток-шоу и говорить там строго по расписанному неизвестно кем сценарию. Но вдалеке от политики, от власть да влияние имущих, когда сам себе ты хозяин-барин на дикой планете, действительное или мнимое прошлое представляется не столь однозначным.
Постольку-поскольку, но пост главного охранника фактории Левант-Элизиум не был связан с обременительными каждодневными обязанностями Макс Голубер имел достаточно свободного времени, чтобы досуже поразмыслить без треволнений о днях минувших и попробовать практически проверить, чему его научила жизнь и насколько ей соответствует повторение пройденного в амниотическом центре, теперь ему тоже казавшимся змеиным гнездом левантийцев, ухитрившихся превратить честного офицера в бандита, если не с большой космической дороги, то уж точно из метагалактического захолустья.
С первой и третьей позицией такого, хоть как-то приближенного к реальности жизнеописания, Макс Голубер был точка в точку согласен, как и с тем, что он был и есть высококвалифицированный специалист по боевым технологиям, где бы и чему бы его ни учили. Наверное, попусту на мозги ему не всегда капали, не везде извилины запудрили, дали кое-какие нормальные знания, умения, навыки, если приняв под свое законное ведение системы охраны и самоликвидации Северной научно-промышленной лаборатории, а также штаб-квартиру фактории, тоже дислоцированную в высоких арктических широтах, где, как известно, не водится глючная вирусная дрянь, полковник Голубер обнаружил и негласно взял под полный контроль гораздо более интересные объекты: с некоторых пор в его руках оказалась аппаратура, астрономически-дистанционно управляющая планетарными деструкторами, предназначенными уже для уничтожения четвертой планеты системы и ее естественных спутников. Сам он разрушать Элизиум не имел никаких злостных намерений и, злорадно потирая руки, мог сейчас воспретить совершить непоправимое кому-либо еще.