Я что, в доме у Романовых?

Медленно обвела глазами помещение.

Нет, все мы находились на кухне в доме Наташи.

Что случилось и как они все здесь оказались?

Над ухом что-то запищало и доктор оторвал ленту кардиограммы.

Доктор? Это моя кардиограмма?

По вене разлилась обжигающая боль, я резко дёрнула рукой, и её тут же схватил доктор.

— Тише, тише, моя хорошая. Не шевели ручкой. Проткнешь венку — будет больно. Лежи. Скоро в больницу поедем.

— Н-н-н…, - хотела сказать, что никакой больницы не будет, но мой язык прилип к нёбу так, что невозможно было разомкнуть губы.

Екатерина Фёдоровна поднесла стакан с водой, а вот аккуратно попить не получилось, и вода стекла по подбородку на футболку.

И опять Романов стал свидетелем моего болезненного позорного состояния! Это просто проклятие какое-то!

Как тогда, в бреду!

Я кому-то признавалась в любви, плакала, передо мной мелькали лица Наташи, Сергея, но я чаще всего видела его. Я ругала, прогоняла, но он упорно сидел рядом и даже спал, когда уже, видимо, не было сил.

Я так злилась на него за то, что он видел меня слабой, беспомощной, с растрёпанными мокрыми волосами, прилипшими ко лбу.

Я так мечтала о его нежных руках, которые гладили меня. Когда жар спадал — он нежно убирал волосы с подушки, гладил лицо и мягкими подушечками рисовал узоры на руках, обводил пальцы, ладони, плечи, дотрагивался до шеи, проводил костяшками пальцев по бровям, скулам.

И я всё ждала. Ждала когда же он дотронется до моих губ мягкими пальцами и своими губами.

И за это злилась на него ещё больше. Этот долбаный фиктивный брак! Будь он неладен!

От нахлынувших воспоминаний я чуть обратно не хлопнулась в обморок.

— Вы как? Сейчас докапаем и в больницу, — сказал доктор скорой, — А то смотрю, Вам опять плохо.

— Нет. Уже лучше, — постаралась уверенно сказать я.