По сощуренным темным глазам Чирика, неопределенно оглаживающего бороду, нельзя было понять его настоящие чувства, но приказ Зимина он выполнил. Казалось, он малость попривык к гостю, а может, он просто ни на секунду не забывал людей, торчавших на лестничной площадке, ну и тех, конечно, которые курили во дворе возле «девятки».

Телевизор зашипел, побежали по экрану полосы, потом сразу пошли изображение и звук.

Снимали любители. Обыкновенная пьянка. Камера лихо наезжала на разгоряченные лица веселой компании. Вовсю гремела музыка. Кто-то плясал, кто-то склонился над богатым столом. Занюхав выпитое ломтиком ананаса, хорошо выбритый крепкий жилистый человек послал воздушный поцелуй прямо в объектив камеры Другой вдруг одним прыжком вскочил на стол, как на капот машины, и, пригнувшись, начал палить из воображаемого автомата.

«Любите, девочки, хороших мальчиков, хороших мальчиков и моряков…»

Похоже, главным героем вечеринки был Чирик.

Развалясь на диване, Чирик, хорошо выбритый, без каких-либо признаков бороды, неторопливо отхлебывал из хрустального фужера коньяк и благосклонно, по-хозяйски, кивал разыгравшимся гостям.

— Стоп кадр! — приказал Зимин.

Хозяин квартиры нажал на кнопку пульта.

Теперь на замершем экране крупно обозначился он сам. За правое плечо Чирика обнимал крепкий усач с близко посаженными, чуть косящими глазами. Слева от Чирика сидела растрепанная девица. Лицо у крепкого усача было широкое, блином, тянулась до самого темени лысина, а глаза смотрели придурошно, хотя чувствовалось, что усач далеко не простак. Это усач специально косил под простака. Он и дергался, и хихикал, и что- то нашептывал. Было видно, что усач не просто обнимает кореша. Он прямо держался за него, и держался крепко.

— Знаешь, кто это?

Хозяин квартиры молча кивнул.

— А имя?

— Овечкин.

— Это фамилия.

— Ну, Валька.

— Где он живет?

— Раньше жил на Расплетина. — Голос Чирика чуть дрогнул. — Но, говорят, сейчас уехал.

— Куда?

— А мне откуда знать?

Зимин усмехнулся.