– Именно там.

Ничего более не говоря, граф направился в съезжую избу, где имелся застенок с дыбой. Еще войдя в сени, он услышал раздавшийся из застенка стон. А войдя внутрь, увидел и картину пытки. Пугачев висел на дыбе и глухо стонал. Возле него стоял палач со щипцами в руках, в горне горел огонь, на котором палач мог раскалить свой инструмент. А за столом в углу сидели двое: сам Потемкин и секретарь, записывавший показания пытаемого.

– А, вот и Петр Иванович! – приветствовал Панина начальник секретных комиссий. – Запоздал ты, Петр Иванович, я вот решил без тебя начать. Дело государственное, безотлагательное, так что медлить нельзя. А это кто с тобой?

– Это? – сказал Панин, покосившись на француза. – Это офицер, мой помощник. И между прочим, человек, вхожий к государыне. Значит, ты, Павел Сергеич, решил пренебречь моим запретом, причем дважды. Я не велел допрос без меня начинать – и пытку применять тоже запретил.

– Тебе, Петр Иванович, конечно, от государыни большая власть дана над всем краем, – ответил на это Потемкин. – Однако и у меня кое-какая власть имеется. И соображения о пользе государственной тоже есть. Вот почему решился я твой запрет нарушить.

Де Ружен думал, что Панин, видя такую дерзость со стороны подчиненного чиновника, вспылит и начнется склока. Однако тот сдержал гнев. Он прошел к дыбе и тихо приказал палачу:

– Ну-ка, опусти его на пол.

Это было сказано тихо, но таким непререкаемым тоном, что «мастер заплечных дел» не посмел ослушаться. Он закрутил ворот, лязгнули цепи, и бунтовщик опустился на пол. Ноги его не держали, и он рухнул, оставшись лежать у ног палача.

– Посади его на скамью! – велел Панин.

Палач выполнил и этот приказ и посадил Пугачева, прислонив его к стене.

– Дай ему воды!

Арестованный сделал несколько глотков, вода текла по его лицу, по шее. Глаза открылись, он обвел взглядом камеру.

– Ну, казак, узнаешь ли ты меня? – спросил Панин, наклоняясь к арестованному.

Пугачев взглянул на стоявшего перед ним человека, глаза его, вначале мутные, прояснились, взгляд стал осмысленным. Он выпрямился на лавке, сделал попытку встать, но ноги не слушались. Тогда он, все еще сидя, прохрипел:

– Узнаю, ваше превосходительство, господин генерал! Служил… служил под началом вашей милости…

– Хорошо, отдыхай, – разрешил Панин. И, обращаясь к стоявшему в дверях конвою, распорядился: – Отведите его, где он содержится. – После этого повернулся к начальнику секретных комиссий и спокойно спросил: – И много ль ты узнал, нарушив мой запрет? Что мятежник показал под пыткой?

– Многое показал, – с важностью ответил Потемкин. – Заявил, что возмущение свое замыслил давно, еще когда в войске служил и в боях с турками участвовал. И в том ему содействовали раскольники, имена коих он назвал. Вот, смотри. – И генерал-майор протянул Панину кипу исписанных листов.

Однако граф не спешил их брать. Он внимательно глянул на своего напарника по следствию:

– А скажи мне, Павел Сергеич, каким же образом раскольники оказались в войске? И что они там делали?

– Что они делали, то мне неинтересно, – сказал Потемкин. – Мне имена важны. Раскольники эти сейчас обитают на Яике и на Узене. Вот мы пошлем туда арестную команду и всех их арестуем. Как начнем их железом жечь, они нам те показания мятежника подтвердят.