Я сажусь на свое место. Вокруг меня сидят еще четыре женщины и один мужчина. К кофейнику никто не притронулся. Никто не достает мобильный, не разговаривает. В этой неприметной комнате есть только мы. Все тайком переглядываются, оценивают друг друга. Они знают, что теперь их черед рассказать о себе пусть самую малость – можно почти ничего не говорить и не называть фамилий.

Самая молодая из присутствующих сказала, что ей двадцать один. Просто в группу не принимают людей младше двадцати одного. На самом деле ей около восемнадцати. Она мне нравится. Исключительно зрелая для своего возраста – мечтательница, будущая актриса, студентка музыкально-театрального муниципального колледжа, а по вечерам, когда мать работает в ночь, – еще и мама трем младшим сестрам и братьям. Ничего не имею против нее, пусть она и не подходит по возрасту. Думаю, остальные со мной солидарны.

Год назад ее отец бесследно исчез в Мексике, куда ездил навещать бабушку в Хуарес. Его брошенную машину нашли посреди пустыни. Девушка говорит, в Мексике пропадает множество людей, и власти ничего с этим не делают – только заполняют самые элементарные бумаги. Она грызет ногти. Скоро я помогу ей избавиться от этой привычки.

Старшей из нас сорок шесть лет. Думаю, на самом деле почти пятьдесят. Двадцать шесть лет назад ее мужа застрелили – прямо у нее на глазах, во время их медового месяца в Сан-Франциско. Нераскрытое дело отнесли к категории «убийств с целью ограбления». Она так не думает. Ее муж был амбициозным помощником окружного прокурора, от которого просто решили избавиться одним-единственным выстрелом в затылок.

Больше всего мне интересен молодой человек напротив. Ему двадцать пять лет – думаю, так оно и есть. Больше он ничего о себе не рассказывал. Он подтянутый и загорелый. На правом плече вытатуировано женское имя. Позже я объясню ему, почему не стоило делать такую татуировку.

Никогда в жизни я не открою этим людям самой главной информации о себе. Что я замужем за агентом ФБР, что в обычной жизни я – учительница младших классов, которую мамы восхваляют за умение вести классный журнал и дар пробуждать храбрость в самых застенчивых детях. А моим ученикам нравится пес Барфли и трехногий кот по имени Сосис. Каждый понедельник они с нетерпением ждут, какую же фотографию я повешу на доску, чтобы мы все вместе могли придумать историю, которая за ней кроется.

Я поменяла имя, поэтому никто больше не решает за меня, кто я такая.

Моя любовь к Энди так сильна и глубока, что иногда пробуждает во мне давнюю скорбь по сестре.

Он знает, что я открыла группу поддержки для людей, у которых родной человек погиб насильственной смертью.

Однако он не знает, как именно устроена группа. Как люди меня находят. Он не догадывается об оборудовании, которое хранится в большом запертом ящике в багажнике моего пикапа.

Энди знает, что я основала благотворительный фонд для детей, у которых убили одного или обоих родителей.

Он не спрашивает, откуда у меня деньги.

Четыре года назад, незадолго до того, как полиция наконец обыскала лесную хижину Карла, я наняла двух техасских ребят. С помощью охотничьих собак они тщательно прочесали все владения. Я доверяю собачьему нюху. И умению техасских ребят держать рот на замке. Никаких трупов они не нашли. Полиция тоже. Разумеется, Карл не настолько прост. Поэтому я продолжаю игру, хоть и без него.

Единственная интересная находка обнаружилась в колодце. Ребята притащили на крыльцо большой и очень тяжелый мешок (нести пришлось вдвоем). Когда они ушли, я его вскрыла. И рассмеялась. Внутри лежали золотые слитки.

Я до сих пор возвращаюсь в тот лес.

Почти всегда – не одна.

В компании двух девочек-призраков.

Или незнакомцев, которые меня находят.

Напоследок я еще раз окидываю взглядом собравшихся.

И задаю последний вопрос: