12. Существование мирового порядка

Не будет одного величайшего дня возникновения нового мирового порядка. Новый порядок будет приходить шаг за шагом, то здесь, то там, и даже когда он установится, он будет открывать новые перспективы, ставить неожиданные проблемы и идти дальше к новым приключениям. Ни один человек, ни одна группа людей никогда не будут исключительно признаны его отцами или основателями. Ибо его создателем будет не тот и не этот человек и не кто-то третий, а Человек, то существо, которое в той или иной мере присутствует в каждом из нас. Мировой порядок будет, как и наука, как и большинство изобретений, общественным продуктом. Неисчислимое количество личностей проживут прекрасные жизни, вкладывая что могут в коллективные достижения.

Можно провести относительную параллель вероятного развития нового мирового порядка с историей авиации. Меньше трети века назад девяносто девять человек из ста сказали бы вам, что свободно управляемые полеты невозможны. Воздушные змеи, воздушные шары и, возможно, даже управляемый воздушный шар – вот что они могли бы себе представить. Они знали о таких вещах уже сотню лет. Но машина тяжелее воздуха, летающая вопреки ветру и гравитации?! Они ЗНАЛИ, что это полная чушь. Так называемый «авиатор» представлялся типичным комическим изобретателем. Любой дурак мог смеяться над ним. А теперь посмотрите, насколько полно покорен воздух.

И кто это сделал? Никто и все. Приблизительно двадцать тысяч умов, каждый из которых вносил предложения, конструкции, усовершенствования. Они стимулировали друг друга, они отталкивались друг от друга. Они были похожи на возбужденные ганглии в большом мозгу, посылающие свои импульсы туда и сюда. Это были люди самых разных рас и цвета кожи. Если составлять список известных нам своими воздушными достижениями, в него войдет приблизительно сотня человек, а когда вы приглядитесь к роли, которую они играли, то обнаружите, что по большей части это просто поднятые на щит знаменитости типа Линдберга, которые внешне скромно, но твердо держались в свете рампы и которые не могут претендовать на какой-либо эффективный вклад в авиастроение. Вы увидите много споров о рекордах и приоритете в том или ином конкретном случае, но линии возникновения, выращивания и развития идей будут совершенно непрослеживаемым процессом. Это длится не более трети века перед самыми нашими глазами, и никто не может точно сказать, откуда что произошло. Один человек сказал: «Почему не так?» – и попробовал, а другой сказал: «Почему не этак?» Огромным множеством людей владела одна общая идея, идея столь же древняя, как идея Дедала. Идея «Человек может летать». Внезапно, стремительно, до человека ДОШЛО – и это единственное выражение, которое тут стоит употребить – что полет достижим. И человек, человек как социальное существо, всерьез занялся этим и полетел.

Так будет и с новым мировым порядком, если он когда-нибудь будет достигнут. Все большее число людей считает – до них ДОХОДИТ, – что «Всемирный Мир возможен», Всемирный Мир, в котором люди будут и едины, и свободны, и созидательны. Совершенно неважно, что почти каждый человек пятидесяти лет и старше воспринимает эту идею с жалостливой улыбкой. Главные опасности для такого мира – догматик и претендент на «лидера», который будет пытаться подавить любое ответвление работы, не служащее укреплению его власти. Это движение должно быть и оставаться многоголовым. Допустим, мир решил бы, что Сантос-Дюмон[32] или Хайрам Максим[33] – посланный небом Повелитель Воздуха, дал бы ему право назначить преемника и подчинил бы все эксперименты его вдохновенному контролю. Вероятно, сейчас у нас был бы Повелитель Воздуха с аплодирующей свитой подхалимов, с величайшим достоинством и самодовольством следующих за короткими перелетами по всей стране какого-нибудь неуклюжего, бесполезного и чрезвычайно опасного аппарата.

И все же именно так мы по-прежнему решаем наши политические и социальные проблемы.

Помня о том существенном факте, что Мир для Человека может быть достигнут, если он вообще будет достигнут, только путем наступления на длинном неоднородном фронте, на разной скорости и с самым разным снаряжением. И выдерживая направление только благодаря общей вере в тройную потребность в коллективизме, законе и научном исследовании, мы осознаем невозможность нарисовать такую же устоявшуюся и крепкую картину нового порядка, каким воображал себя старый порядок. Новый порядок будет в безостановочном движении постоянно происходящего, и поэтому он не поддается никакому утопическому описанию. Но тем не менее мы можем перечислить ряд возможностей, которые будут все более и более реализовываться по мере того, как прилив дезинтеграции сменится отливом, обнажая новый порядок.

Для начала мы должны осознать некоторые особенности человеческого поведения, которые слишком часто игнорируются в общеполитических спекуляциях. Мы рассмотрели очень важную роль, которую может сыграть в наших современных трудностях ясное изложение Прав человека, и набросали такую Декларацию. Я полагаю, что в этом Заявлении нет ни одного пункта, который любой человек не счел бы разумным требованием в отношении самого себя. В этом плане он с готовностью под ней подпишется. Но когда его попросят подписаться под ней не только ради того, чтобы этим жестом даровать такие же права всем остальным в мире, но и ради того, чтобы он обязался принести все жертвы, необходимые для ее практической реализации, он обнаружит нежелание «заходить так далеко». Он столкнется с серьезным сопротивлением своего подсознания, которое будет внушать все оправдания его сознательным мыслям.

Он может начать объяснять очень по-разному, но слово «преждевременно» будет занимать очень видное место. Он проявит огромные чуткость и заботу, которых вы никогда раньше от него не ожидали, к слугам, к рабочим, к чужестранцам и особенно к чужестранцам другого цвета кожи, чем он сам. Они навредят себе всей этой опасной свободой. Созрели ли они, спросит он вас, для такой свободы? «Давайте честно, они достаточно для нее зрелы?» Он слегка обидится, если ответите: «Не меньше, чем вы». Он скажет слегка насмешливым тоном: «Но как вы можете так говорить?» – а затем добавит, как бы по касательной: «Боюсь, вы идеализируете своих собратьев».

Если вы начнете давить на него, то увидите, как из его сопротивления полностью испаряется доброта. Теперь он будет озабочен общей красотой и прелестью мира. Он станет возражать, что эта новая Великая Хартия Вольностей сведет весь мир к «мертвому единообразию». Вы спросите его, почему мир свободных людей должен быть однообразным и мертвым? И не получите адекватного ответа. Это утверждение жизненно важно для него, и он должен цепляться за него. Он привык ассоциировать «свободный» и «равный» и никогда не был достаточно умен, чтобы разделить эти два слова и хорошенько рассмотреть их по отдельности. На этой стадии он, вероятно, обратится к Библии бессильной аристократии, «Дивному новому миру» Хаксли, и будет умолять вас прочесть ее. Вы отметаете эту брюзгливую фантазию в сторону и продолжаете давить на него. Он говорит, что сама природа сделала людей неравными, а вы отвечаете, что это не повод преувеличивать. Чем неравнее и разнообразнее их дары, тем больше необходимость в Великой Хартии Вольностей, чтобы защитить их друг от друга. Тогда он заговорит о том, что жизнь окажется лишена живописного и романтического, и вам будет трудно добиться от него точного определения этих слов. Рано или поздно ему самому станет ясно, что перспектива мира, в котором «Джек[34] так же хорош, как и его хозяин», ему до крайней степени неприятна.

Если же вы продолжите пытать его вопросами и наводящими подсказками, вы начнете понимать, какую большую роль играет в психологии ПОТРЕБНОСТЬ В ТОРЖЕСТВЕ НАД СВОИМИ СОБРАТЬЯМИ (и, кстати, вы заметите и ваше собственное тайное удовольствие такого же рода, побивая его своей аргументацией). Вам станет ясно, если вы сопоставите исследуемый образец с поведением детей, себя и окружающих вас людей, сколь важно для них чувство триумфа, того, что они лучше своих собратьев и делают все лучше, чем они, и чтобы все вокруг ощущали и признавали это. Это более глубокий и устойчивый позыв, чем сексуальное вожделение; это голод. Это ключ к тому, почему сексуальная жизнь так часто лишена любви. Вот откуда берутся садистские порывы, алчность, накопительство и бесконечные бескорыстные обманы и предательства, дающие людям ощущение того, что они берут верх над кем-то, даже если на самом деле это не так.

Вот почему как последнее средство мы должны иметь закон, и именно поэтому Великая Хартия Вольностей и все родственные ей документы стремятся победить человеческую природу, защищая всеобщее счастье. Закон есть, по существу, приспособление этого стремления к торжеству над другими живыми существами, к потребностям общественной жизни, и он более необходим в коллективистском обществе, чем в каком-либо другом. Это сделка, это общественный договор – поступать так, как ты хотел бы, чтобы поступали с тобой, и подавлять наш экстравагантный эгоизм в обмен на взаимные уступки. И перед лицом этих соображений, которые мы выдвинули относительно истинной природы зверя, с которым нам приходится иметь дело, ясно, что политика здравомыслящего человека, по нашему разумению, должна предвосхищать энергичное противодействие этому главному жизненно важному инструменту создания нового мирового порядка.

Я предположил, что нынешнее обсуждение «Целей войны» может быть очень эффективно преобразовано в пропаганду этой новой Декларации прав человека. Противодействие ей и попытки, которые будут предприниматься, чтобы отсрочить, смягчить, задушить и избежать ее, должны постоянно отслеживаться, осуждаться и поднимать на борьбу во всем мире. Я не знаю, насколько Декларация, которую я набросал, может быть принята добрым католиком, но тоталитарная псевдофилософия почитает славным долгом отношение к «неарийцам» как к не равным. Я полагаю, от приказов из Москвы будет зависеть, как коммунисты отреагируют на ее положения. Но от тех, кого называют «демократиями», должно бы ожидать иного, и теперь можно было бы сделать эту Декларацию испытанием честности и духа их лидеров и правителей, которым они доверяют. Эти правители могут быть проверены на отношении к ней с точностью, недостижимой никаким другим способом.