Договариваемся встретиться сегодня на презентации новых Audi. Не знаю, зачем я согласилась. Может, потому, что хочется досадить Ирине? Или, наоборот, узнать о ней побольше, найти тайный изъян. Даже не думала, что меня это будет так занимать через столько лет…

Я вспоминаю, как ей всегда удавалось манипулировать мной. Если ей было что-то нужно, она никогда не подходила сама. Просто тихим голосом произносила: «Марин, а Марин! Пойди сюда!» И я шла, даже не сознавая, в чем дело.

Тогда я еще праздновала свои дни рождения. И вот в какую-то из еще веселых дат Ирка появилась в моей разношерстной компании. Она была само обаяние: весело смеялась туповатым шуткам моего давнего товарища, который в тот момент решал, к какому полу прибиться, неумеренно восторгалась вкусом довольно вычурно одетой приятельницы, медленно растягивая слова, обсуждала сериальные страсти с другой моей гостьей. Впрочем, через минуту, увидев действительно достойного собеседника, уже насмешливо передразнивала поклонницу сериалов.

Потом, когда мы остались одни, разложила по косточкам всех, кого увидела, и делала это настолько уморительно и точно, что я то и дело бросала мытье посуды и хохотала вместе с ней. Как-то само собой получилось, что в короткое время все эти люди исчезли с моего горизонта.

Не думаю, что она делала это сознательно. Просто шаг за шагом отвоевывала свою территорию. Могучий инстинкт собственницы — все самое лучшее должно принадлежать ей, люди должны ей служить.

Однажды я собралась в Питер на свидание — познакомилась с интересным парнем, и он позвал меня в гости. Ира тут же напросилась в попутчицы. У нее в Питере был свой интерес — она была влюблена в тамошнего художника. Ей даже не пришло в голову, что я могу ей отказать.

Мой приятель устроил меня в квартире своей мамы. Ирина, естественно, решила, что будет жить со мной.

И почему я тогда не возразила? Мне казалось неудобным отказать лучшей подруге. Поездка превратилась в кошмар. Ира не оставляла нас ни на минуту, без конца треща о своем художнике, который, судя по всему, вовсе не жаждал ее видеть. Мое свидание было скомкано.

В конце концов, я уехала. Она решила остаться еще на день — художник все-таки разрешил ей зайти. В тот же день вернулась мать моего приятеля и крайне удивилась, застав в своем доме чужую барышню. Ирина же нисколько не смутилась.

Стоит ли говорить, что мой питерский роман расстроился, так фактически и не начавшись.

От воспоминаний меня отвлекла Оксана. Обычно она приходит в наш магазин просто так, поговорить. Она замужем за бывшим спортсменом, который сейчас в большом бизнесе. Как и многие мужья этого ранга, он считает, что покупать можно только украшения с именем, то есть большие бренды. Оксана выбор мужа обычно презирает и в отместку покупает у нас то, что действительно нравится.

Ссорится Оксана с мужем часто. До рукоприкладства, к счастью, дело не доходит, но в молчанку периодически играют. Долго это, впрочем, никогда не продолжается — Оксана редкостная даже по московским меркам красавица, а у мужа, скорее всего, сердце не камень.

На этот раз Оксана пришла пожаловаться на жизнь. Мы садимся за столик, я варю кофе.

— Представляешь, он два дня назад не пришел ночевать. Сегодня вернулся поздно и принес трехкаратник от Wan Cleef & Arpels. Наверно, шел мимо, когда уже все было закрыто, и купил первое попавшееся, чтобы не с пустыми руками в дом прийти.

Она вынимает из коробочки сверкающее кольцо. Как всегда у Van Cleef, очень изящное. Я выражаю свое восхищение.

— Да ты что? Я его чуть с лестницы не спустила. Неужели он думает, что я буду носить такое?

— А в чем дело?

— Да его же совсем не видно! А если бы ты знала сколько он за него заплатил, ты бы вообще упала!

Она называет сумму, за которую в менее пафосном магазине можно купить хороший бриллиант каратов на 12. Я сочувствую.

— И что ты будешь делать?