Мои пальцы привычными ласковыми движениями перебирают драгоценности. Я делаю это каждый день, утром и вечером. Я знаю каждую из них в лицо и по описанию. Я знаю, сколько они весят, какие в них камни, как за ними ухаживать. Сверкающие кристаллы, заключенные в холодный металл. Вещицы, которые многие презрительно называют безделушками и из-за которых совершаются преступления. Я знаю о них все. Я готова смотреть на них часами. Я их ненавижу всеми силами души.

Мои подруги считают, что мне повезло — им кажется, что украшения открывают передо мной неслыханные возможности. Какие — мне, правда, не совсем ясно. Ведь бриллианты не мои. Во всяком случае, пока.

Я работаю в ювелирном магазине. Не в самом пафосном, о котором знают все москвички. (Недавно слышала разговор двух барышень: «Вчера была в «Третьяковке» — там такие распродажи!» Я даже не сразу поняла, о чем речь.) У нас все скромнее. Несколько итальянских марок средней руки, парочка парадных колье на случай, если забредет арабская принцесса, и набор обручальных колец и аксессуаров на все случаи жизни. Принцесса пока не забредала. Бывают, правда, налеты жен олигархов, легенды о которых (о налетах, не о женах) передаются из уст в уста. Каждая продавщица мечтает пережить такой налет. Олигархини появляются обычно перед закрытием магазина в сопровождении охранников, быстро проходят вдоль витрин, тыча пальцем в отдельные вещи, молча, меряют, тратят свои сто тысяч долларов и уходят, оставив за собой раскрытые рты и молитвенно сложенные руки продавцов. Такие клиенты — просто мечта. Им не надо ничего объяснять — они все знают сами и любую попытку разговора воспринимают как оскорбление. Зато никогда не торгуются, считая это, ниже своего достоинства, и, надо отдать им должное, обычно действительно выбирают самое лучшее. Во всяком случае, самое дорогое.

Мне пока не повезло — жены олигархов при мне не забегали. Зато со мной любят дружить девушки, мечтающие ими стать. Им нравится приходить в наш магазин — померить сережки, выпить кофе, поболтать. Мне иногда кажется, что я узнаю о важнейших событиях в их жизни раньше мужей и любовников, мам и пап — одна собралась замуж и присматривает себе кольцо (друг пока не знает о ее намерениях, но она совершенно права — сначала главное, а потом уже останется его уговорить), другой кажется, что она уже полчаса как беременна и нужно присмотреть себе подарок на рождение сына (то, что будет сын, не подвергается сомнению). Третья жалуется, что получила в подарок от друга кольцо и серьги, купленные им со скидкой в «Третьяковке», а они ей категорически не нравятся, и она хочет их продать — «за любую цену, лишь бы деньги дали!»… Четвертую только что побил муж, и, чтобы облегчить ему процесс примирения, она присматривает себе новое колечко. Я для них — идеальный собеседник. Не отвечаю на очередной рассказ словами: «Нет, а вот у меня…», радуюсь хорошим событиям (зачем им знать, что в каждом таком событии я вижу предвестие покупки), искренне огорчаюсь неудачам («Богатые тоже плачут», и это не может не утешать). Я им и подруга, и психотерапевт, и источник простых бриллиантовых радостей. Я знаю о них даже то, чего они сами не знают. Например, кому изменяет муж (мужчины обычно крайне неизобретательны — покупая кольцо жене, точно такое же покупают любовнице: видимо, чтобы не перепутать).

А то, что я думаю о них на самом деле, им знать не обязательно.

1 января, воскресенье

Ну почему, почему я должна сидеть здесь в такой день — день, который и днем-то назвать трудно. Для подавляющего большинства он скорее служит продолжением новогодней ночи. Нормальные люди просыпаются где-то часам к четырем, вяло тычут вилкой во вчерашнюю сельдь под шубой, бредут выгуливать ошалевших от ночного фейерверка собак и снова садятся к столу — продолжать праздник. Я же должна вставать ни свет ни заря, ехать в пустом метро, открывать магазин в 11 часов утра. Покупателей в этот день нет — трудно представить себе человека, который испытывает потребность потратить несколько тысяч долларов сразу после новогодней ночи. Впрочем, несколько лет назад один такой нашелся, и именно поэтому я сижу сегодня здесь. Как-то 1 января в магазин забрел немолодой помятый дяденька со следами вчерашнего скандала на лице. Видимо, повздорил с женой на праздник и попытался искупить вину в каратах. Это, в общем-то, уникальное событие послужило основанием для нашего хозяина Льва Сергеевича сделать вывод: «Покупатель 1 января есть!», и с тех пор в этот день наш магазин работает. Единственный в Москве.

В этот день на работу выходят те, у кого нет семьи или личной жизни. А значит, это я и Маечка. Майя у нас — красавица. Длинные черные распущенные волосы, сапфировые глаза, тонкие пальцы… У нее полно поклонников, но она не разменивается. Ждет принца (или даже короля — возраст значения не имеет, важен размер королевства). Вчера ей звонили бывшие одноклассники, приглашали встретить вместе Новый год. Маечка отказалась — она всегда очень хорошо чувствует потенциальные возможности любой вечеринки. Здесь никаких неожиданностей не предвиделось — салат «оливье», песни под гитару, советское шампанское, водка, петарды и ни одного перспективного мужика. Майя хорошо знает, что единственным итогом такой ночи будут круги под глазами, безрезультатные попытки объяснить Витьку из 10-го «Б», почему ей совсем не хочется запираться с ним в ванной, напрочь испорченные отношения с приревновавшей к тому же Витьку подругой детства… одним словом, сплошная гадость. Никакой романтики, не говоря уже о перспективах. Поэтому Майя Новый год встречает тихо, с пользой для себя — ванна, маникюр-педикюр, потом просмотр поздравления президента, с которым Майя обычно во всем соглашается, бокал шампанского — и спать. Сегодня она свежа, как роза, и с утра готова к встрече с прекрасным. Принцем, повторяю.

Мои перспективы гораздо печальнее. Я побывала в классической ситуации «Осеннего марафона» — с небольшим уточнением. Моего бывшего «мужа по рабочим дням» мне упрекнуть не в чем — он вывез меня в Женеву, снял дом на берегу озера, нанял шофера и экономку. Только мы ни разу не провели вместе выходные. Он был прочно женат, и его бизнес-реноме не подразумевало развода. Ну, вы знаете этот тип — это уже такое клише, что просто неприлично об этом долго распространяться. Так прошло пять лет, в течение которых я поняла, что единственное, что мне удается накопить, — это возраст. И в 30 лет я вернулась в никуда, растеряв за это время московских знакомых и друзей. Куда можно податься после Женевы, где нет ничего, кроме банков (это не для меня), шоколада (боюсь не выдержать профессионального напряжения и растолстеть), сыра (все бы ничего, но запах…) и драгоценностей? Разглядывая каждый день витрины на рю дю Рон, я поневоле научилась разбираться, что почем. А главное, брать украшения в руки с таким видом, как будто привычнее занятия для меня нет. Мой швейцарец сделал последнее доброе дело — познакомил меня со Львом Сергеичем.

Лев Сергеич, наш хозяин, стареющий крупный мужчина, весь в кашемире. Он не чужд искусства, разбирается в кино и театре, к нему захаживают народные артисты (поскольку покупателями драгоценностей они никогда не были и не будут, больше рассчитывают на то, что им дадут что-нибудь поносить «на выход», можно предположить, что общество Льва Сергеича им приятно само по себе, почти без корысти). Он обладает хорошим вкусом, выбор его всегда точен. Это касается и украшений, и женщин. Женщины — его страсть и главная проблема. Он любит неординарных дам, красавиц и умниц. Отношения обычно заканчиваются не начавшись — подход его прост и прямолинеен, как фонарный столб. Мысли и желания свои он формулирует примерно так: «Не пожалеешь. Я богат». На такие слова не готовы откликнуться даже такие неопытные, но четко знающие свою цель девушки, как Майя. По ее мнению, это должно быть условием или скорее обстоятельством счастливых отношений, но слова все-таки хочется слышать другие. Особенно поначалу.

Майя приходит позже меня и начинает не спеша расчесывать свою гриву. Это ежедневный ритуал, помешать ему может только пожар в здании. Волосы — ее особая гордость и забота. Вообще-то в ювелирном магазине полагается в области внешности быть поскромнее — покупательница не должна чувствовать, что сравнение с продавщицей не в ее пользу. Особенно если с ней пришел муж и просит продавщицу примерить вещь, чтобы посмотреть на нее со стороны. Майя в этом смысле — девушка опасная. Ей идет все, от авангарда до сверкающих булыжников. Если покупатель колеблется, мы зовем Майю. Она, лучезарно улыбаясь, говорит: «Давайте, я примерю еще раз — вы посмотрите, какая это замечательная вещь!» Этот аргумент убивает наповал. Дома, конечно, повтор чуда может и не случиться.

Я завариваю кофе. Его запах я люблю больше, чем вкус. Мне нравится, когда в ювелирном магазине пахнет хорошим кофе, а не жидкостью для чистки золота. Мы достаем из сейфа наши сокровища и ставим в витрины. Майя надевает на палец колечко с каратником и замирает. Я понимаю, что она сейчас вся в мечтах. В московских ювелирных кругах живет легенда о Мужчине, который пришел в магазин покупать кольцо жене и, в конце концов, пригласил продавщицу на ужин, а потом и вовсе развелся. И стали они жить-поживать.

У меня звонит мобильник. Это Славка, фотограф. Я рада его звонку — в оглушающей тишине первого дня года хоть какое-то развлечение! Я часто выручаю его, когда ему нужны украшения для съемки. Славка лысоват, полноват, некрасив, потлив и не слишком удачлив. Зато, как нейтронная бомба, обладает повышенной проникающей способностью. Он как таракан: пустишь в дом — потом не избавишься. Классический папарацци — его светской хроникой забиты все глянцевые журналы. Причем снимки не очень четкие и не слишком льстящие. Зато ему удается подойти к знаменитостям так близко, что его фотографии могут спокойно фигурировать в досье дантиста. Он никогда не произносит знаменитых фамилий — просто Рустам, Умар или Ксюша. Если о ком-то говорят: name dropper, то Славка — пате bomber. Имена сыплются из него, как из рога изобилия. Ему кажется, так он становится частью изображаемого им мира. Впрочем, его тоже знают — поэтому Славка частенько ходит в синяках от тычков телохранителей, отгоняющих ретивого фотографа от охраняемых тел.

Славка, как и Майя, весь в мечтах. Он грезит о карьере Аведона или Ньютона. Ему хочется делать фотосессии для журналов, открыть миру новую Наталью Водянову. Видимо, с этой целью он пристает к знакомым и незнакомым девушкам с предложением «сделать портфолио». Майку трясет от одного упоминания его имени. А я даю украшения, когда ему удается уболтать очередную жертву. Славка иногда может быть полезен — ему перепадают пригласительные билеты на вечеринки, и он частенько сбрасывает их нам. Это единственный вопрос, по которому Майка готова его выслушать. Воображение у Славки не слишком богатое. «Гламур» в его представлении заключается в том, чтобы завернуть голую красавицу в меха и повесить на шею побольше бриллиантов. Почему-то журналы не выстраиваются в очередь за Славкиными откровениями.

— Слушай, я таких девок нашел — звезды! — Я просто чувствую Славкино возбуждение. — Прямо Синди и Клавка. Нужны два колье. Я уже вижу — белый мех, рубины и бриллианты… Такого еще ни у кого не было!

У меня есть парадный набор «серьезных» украшений. Как раз колье с рубинами для блондинки и странное сооружение с розовыми сапфировыми бантами для брюнетки. Нормальному человеку такое и в страшном сне не приснится. На моей памяти это колье вынимали из сейфа один раз — когда в магазин ввалился целый цыганский табор. Мы страшно перепугались. Оказалось, дочь цыганского барона выходила замуж, и табор искал самое дорогое украшение в городе. Наши банты очень понравились цыганам, но сделка не состоялась. Видимо, нашлось что-то подороже. Но для Славки цыганский выбор — самое то. Пусть потешится. Все равно в ближайшие две недели покупателей не будет. Все разъехались по Куршавелям и Санкт-Морицам.