Стеклянный куб завертелся вокруг нее. Марселина стала блестящим стеклышком в калейдоскопе летящего безумия.
Она выпила тот чай.
Зеленый Святой – святой видений и иллюзий.
У Фейжана в саду растет священная лоза.
Санту-Дайме – церковь галлюцинаций.
Она выпила тот чай. Другого рационального объяснения нет.
Марселина закрыла программу и приложила большой палец, чтобы подтвердить выход.
Поездка на рынок. Поездка в биодизельный смог под незаконченным перекрестком на Тодуз-ус-Сантус – к недостающей пряжке на поясе шоссе вокруг города Святого Павла. Поездка к принтеру за новыми туфлями.
Такси высаживает Эдсона и Фиу рядом с Богоматерью Мусора. Дело не в том, что водители не поедут дальше – а они не поедут, сколько бы чаевых вы ни предложили, – просто не могут. Тодуз-ус-Сантус, как ад, состоит из концентрических колец. Но, в отличие от преисподней, здесь двигаться надо наверх: вершина огромной горы мусора в самом его сердце видна над крышами сляпанных на скорую руку магазинов и фабрик, над вышками, башнями и линиями электропередач. Внешняя зона – это карусель транспорта, где автобусы, такси, мототакси и частные автомобили забирают и высаживают своих пассажиров. Грузовики пропахивают этот водоворот, громко сигналя цифровыми сиренами. Священники проводят мессу под пологом леса из огромных зонтиков на автобусной станции Тодуз-ус-Сантус – около рядов из аккуратно растянутого брезента, где высятся пирамиды зеленых апельсинов и еще более зеленых лаймов, скирды латука и пекинской капусты, красные томаты и зеленые перцы, частоколы сахарного тростника, что скоро отправятся в ручные мельницы, и перегонные кубы, источающие сладкий аромат кашасы[145]. Первый круг Тодуз-ус-Сантус – овощной рынок. Ежедневно, каждый час телеги, прицепленные к мотоциклам, велосипеды с повозками, пикапы и авторефрижераторы подвозят сюда товар с городских садов и огородов. Здесь покупатели всегда толкутся вокруг фермеров, когда те разгружают коробки и мешки на расстеленный брезент, пластиковые прилавки или же в арендованные магазинчики, где есть полки и шкафы-холодильники. Когда наступает вечер, купля-продажа не ослабевает, продолжается при свете миллионов неоновых экономичных ламп, а для тех, кто не в состоянии приобрести биодизельные генераторы, – при свете фонарей. Те же, чью прибыль съедят даже такие растраты, просто воруют электричество.
– Моя мама этим занимается, – говорит Фиа. – У нее маленькая городская ферма, пара огородов плюс полдюжины крыш в аренду. Но она не приезжает сюда, специализируется на дизайне декоративной капусты для японских ресторанов. Мама скучная. Это красиво.
Фиа скрытная, ей нужно время. Эдсон ее пока даже не поцеловал, не говоря уж о сексе. Поедая кибе в маленьком арабском ланшунете, как и обещал (и они не разочаровались, так что «Желтый пес» скоро пополнит портфолио «Де Фрейтас Глобал Талант»), Эдсон рассказывал девушке сюжет волнующей семейной телесаги: «Сыновья доны Ортенсе». Эмер, каменщик, купил долю в спортивном зале на деньги, которые принес с башенных кранов Сан-Паулу. Андер погиб восемь лет назад – убит в фавеле. Денил строит изящные самолеты для могущественной компании «Эмбраер». Мил воюет на жестокой чужбине, и его дона Ортенсе поминает каждый вечер в своей Книге Плача, чтобы высокоточный выстрел не нашел его синий берет. Гер – честолюбивый маландру, который не работал бы ни дня в своей жизни, если бы мог. И Эд, бизнесмен, талантливый менеджер, человек с множеством лиц, который в один прекрасный день приобретет ланшунете, построит целую империю, а сам удалится на покой в домик у океана, чтобы наблюдать, как солнце выныривает из моря. Братья Оливейра: по праздникам дом так наполнялся тестостероном, что дона Ортенсе отправляла сыновей на улицу поиграть в футбол, чтобы хоть как-то снять их мужскую агрессию.
Фиа аплодировала, но о своей семье рассказывать не стала. Эдсон полагает, что только так и можно ответить, если ты – одна из тайных квантумейрос.
Они уже десять раз сходили куда-то, и сегодня она берет его к Богоматери Мусора, чтобы купить пару туфель и рассказать, наконец, о своей семье.
– У моего папы магазин программного оборудования для бухучета, но он больше всего на свете обожает писать статейки для нью-эйджевского сайта. Ему пришла в голову идея смешать буддизм махаяны с умбандой. Неужто в Бразилии и без него мало религий? Мой младший брат Йоси в академическом отпуске, ездит по миру, занимается серфингом. Все девушки от него без ума. Я росла в небольшом домике с черными балконами и с красной крышей в Либердаде, как и шесть поколений моей семьи до этого. У нас был бассейн, а у меня – розовый велосипед с полосатыми ленточками на ручках. Видишь? Я же говорила, это скучно.
– А они в курсе, чем ты занимаешься? – спрашивает Эдсон, пока Фиа ведет его за руку по временным улицам между грузовиков и автобусов.
– Я говорю, что на фрилансе. Это не ложь. Мне не нравится лгать родным.
Эдсон понимает, что свидание – это проверка. Богоматерь Мусора царствует над пейзажем суеверий и городских легенд. Слухи о ночных видениях, странные соприкосновения этого города с каким-то другим, иллюзорные пейзажи, ангелы, небесные пришельцы, НЛО, духи, ориша. По слухам, некоторые люди тут обретали странный дар: способность предвидеть будущее, талант распознавать правду, возможность влиять на погоду. Кто-то исчезал с концами, уходил и не возвращался домой, хотя родные мельком видели пропавших среди мусорных башен, близко и в то же время далеко, словно те попали в зеркальный лабиринт, откуда нет выхода. Говорили, что Богоматерь Мусора меняет тебя. Ты видишь дальше, видишь вещи такими, какие они есть на самом деле.
Эдсон не простит себе, если даст Тодуз-ус-Сантус напугать себя. Но определенно это место, где нужно двигаться с уверенностью и изяществом, поэтому он оделся в духе жейту: в белый костюм и рубашку с оборками на груди. Костюм Фии для шопинга состоит из облегающих сапожек, золотистых шортиков с кармашками на пуговицах, искрящегося пальто с фалдами ниже колен и сумочки от Хаббаджабба.
– Эй!