– Мы мертвы. Мы призраки. И что? Все равно мы в конце умираем.

Он чувствует, как Фиа сжимает его руку.

– Так не должно быть, – говорит она. – Вся имеющаяся энергия идет на поддержание работы мультивселенского квантового компьютера.

– Который Орден называет Парусиа.

– А вместо этого энергию можно было бы пустить на что-то другое. Что-то непрогнозируемое. Случайное квантовое событие типа того, что изначально вклинилось в эту мультивселенную. Новое сотворение мира. Но для начала надо положить конец симуляции. Придется отключить Парусиа.

– Погодите, погодите, погодите, – перебивает Эдсон. – Но, если выключить эту штуковину, мы все умрем.

– Может, и нет, – возражает Фиа, прикусывая нижнюю губу и даже не обращая на это внимания, хотя сейчас кажется Эдсону милой и сексуальной. – У черной дыры есть-таки волосы [248]. Информация может сохраняться и в черной дыре.

– Я не ученый, ты знаешь, – говорит Эдсон.

– Я тоже, – отвечает Марселина, – но я делала научные передачи. В основном про пластическую хирургию.

– Вот за что вы боретесь. – Глаза Фии светятся, видя конец вселенной и то, что будет после него, отражая новый свет. – Смерть в холоде и мраке или же надежда на возрождение в огне.

– Тебе стоило бы писать сценарии, – хмыкает Марселина. – Очень хорошо. Очень поэтично. Этого боится Орден. Вот почему мы ведем борьбу по всей мультивселенной – ради шанса на что-то другое, на что-то магическое. Такие места, как это, – начало, крошечное начало. Эдсон, мне нужно поговорить с твоей подружкой с глазу на глаз.

Эдсон снова разворачивается в сторону бесконечного финала. Яркая сочная зелень, небо такое голубое, какое увидишь только в Рио, пестрая толпа: призраки и отзвуки. Его собственная рука на поручне кажется такой тонкой и хлипкой, что можно смотреть сквозь нее. Он поднимает лицо к солнцу, но то холодное.

– Эта мысль меня тоже до смерти напугала, – сообщает Барбоза. Он облокачивается на ограждение и чинно сплевывает из президентской ложи. – Но в любом случае это мир, в котором мы живем. Мы – люди и сами творим свою судьбу. Может, все начнется заново, может, мы умрем, и тогда конец: ни тебе рая, ни ада – ничего. Но я знаю одно: я не могу и дальше снова и снова проживать свою жизнь, все медленнее и медленнее, пока она не замрет. Вот это смерть. А это…это ничто. – Он оглядывается. – Быстро они. Я вас оставлю, молодежь.

Он поднимается по ступенькам и проходит мимо Фии.

– Она тебе предложила работу, да? – спрашивает Эдсон.

– Это входит в привычку.

– Ты согласилась?

– А есть другой вариант? Для кого-то типа меня есть альтернатива?

– Но ничего для Эдсона.

Фиа не смотрит на него. А внизу, на расстоянии миллионов вселенных, Аугусту поднимает над головой кубок Жюля Риме в тишине Мараканы.