Дом Рэя находится всего в трех участках от них, и Джейку видно его задний двор из-за поворота дороги. Он часто слышит, что происходит у Рэя дома, особенно когда окна открыты. В основном ничего интересного: приглушенная речь ведущего по телевизору; джазовые мелодии по радио; голос Рэя, который отвечает телефонному продавцу: нет, спасибо, ему не нужно то, что они предлагают, – но сегодня все по-другому. Два голоса приближаются к заднему двору изнутри и становятся громче. Рэй и крупный розовощекий мужчина с растрепанными светлыми волосами выходят на стриженый газон и идут к круглому столу из зеленого пластика и стульям того же цвета. Джейк узнает отца Лейлы, Генри, хоть они и встречались только мимоходом.

Рэй несет круглый белый торт с розовой глазурью и розовыми свечами, а Генри балансирует с подносом с фарфоровыми чашками, серебряными ложками, чайником, кувшином с молоком и сахарницей, а затем ставит его на стол. Это тот же сервиз, что использует Рэй, когда Джейк украдкой пробирается к нему на чай.

Настроение поднимается. Он ждал этого неделями с того момента, как Рэй сказал, что они приедут. Джейк надеется, что правильно все сделал. Он бы отдал ей сам, но вчера отец поставил ему фингал. Ему стыдно показаться ей на глаза с фиолетовым синяком и налитым кровью глазом. Будет слишком много вопросов. Обычно отец осторожен и старается бить его в те места, где синяки можно спрятать. В конце концов Джейк решил просто подсунуть подарок под дверь вчера поздно ночью, в конверте, подписанном просто буквой Л.

Джейк подвигается вперед, пытаясь получше разглядеть Лейлу, когда она выходит. Она подросла с прошлого года. Ее серебристые светлые волосы красивы как никогда. Она собрала их в высокий хвост, а челку начесала и заколола назад. В хвосте по всей длине видны красные и фиолетовые пряди. Она в джинсах с полосками по бокам, сверху – короткая черная футболка, открывающая живот.

– С днем рождения, Лейла! – улыбается Рэй, держа большой нож над тортом. – Каково быть тринадцатилетней? Официально подростком?

– Пойдет. – Она пожимает плечами, плюхаясь на стул рядом с папой.

– Лейла, манеры! – говорит Генри. Она краснеет.

– Извини.

– Хочешь, зажжем свечи? – спрашивает Рэй у внучки.

Джейк подкрадывается ближе, чтобы лучше видеть, осторожно переставляя ноги по черепице.

– Да, пожалуйста.

Рэй подносит спичку, и свечи загораются; ее темные глаза сверкают, а бледная кожа вспыхивает румянцем от удовольствия, когда она наклоняется вперед, чтобы задуть пламя. Потушив все свечи разом, она широко улыбается.

– Что ты загадала? – спрашивает Генри, когда она садится, а Рэй начинает резать торт на аккуратные кусочки.

Лейла мгновение пристально смотрит на отца, и улыбка пропадает с лица.

– Собаку, – бубнит она наконец.

– Правда?

– Правда. – Но она отводит глаза в сторону, будто лжет.

– Это пришло прошлой ночью. – Рэй достает конверт из заднего кармана.

– Спасибо! – Она выхватывает конверт из его рук и с нетерпением разрывает бумагу. Джейк наклоняется ближе и смотрит, задержав дыхание, чтобы лучше слышать. По дороге с ревом проезжает машина, угрожая утопить ее слова в звуке мотора. Свали отсюда!

– Это очень круто, – говорит она, поднимая маленький серебряный шарм. – Крошечный карандашик! Мама, видимо, не забыла, что я люблю рисовать. Она вспомнила про мой день рождения! – Лейла сияет. – Записки нет, но ничего страшного. Боже, как мне нравится!