– Я знаю. – Положив книжку рядом, он раскрывает объятия. – Иди сюда.
Отложив палитру, я проверяю одежду – нет ли пятен краски, а потом забираюсь к нему на колени. Он прижимает меня к себе, кладет подбородок на мою голову.
– Тебе лучше?
– Да, лучше. Теперь еще лучше. – Я устраиваюсь поудобнее на его груди.
– Это невероятно, Лейла. – Меня так трогает, когда Джейк называет меня по имени, и я чуть отклоняю голову, чтобы его поцеловать, а заодно посмотреть на свое творение. Оно полно цвета, но темное – хаос взрывных чувств, выплеснутый на холст сине-зеленой, красной и черной масляной краской. Напряжение отпускает, и мои губы изгибаются, усталость звенит на нервных окончаниях.
Через две недели, после долгих уговоров Джейка и путешествия в столицу, эта картина уже висит в Лондонской галерее. А через три дня в углу появляется надпись «Продано», и я отвечаю на волнующий телефонный звонок. После этого картина получает критическую оценку от подающего надежды журналиста-искусствоведа.
– Ну, – с горечью говорю я Джейку и папе за ужином в эту ночь, – может, мы и не знаем точно, когда она вернется, но, по крайней мере, она хоть чем-то помогла.
ДЖЕЙК
Июнь 2016
Джейку не верится, что прошло больше года с тех пор, как они отпраздновали вместе первый День святого Валентина. За это время они также отметили первую годовщину отношений, двадцать седьмой день рождения Джейка и пятидесятилетие Генри в прошлом месяце. Они вместе ходили на свадьбы, вечеринки для будущих мам и крестины, держась за руки и глядя друг на друга через толпу, и Джейку порой до сих пор кажется, что он видит Лейлу впервые в жизни.
Ему нравится сосредоточенность на ее лице, когда она говорит с кем-нибудь, полностью отдавая свое внимание – что дается ей нелегко, потому что ее мысли часто уплывают в другую реальность. Еще ему нравится, как она начинает его искать, если его долго нет рядом, словно уже успела соскучиться.
Ему кажется забавным то, как люди с помощью этих событий и вех отмечают прожитое время, когда каждая минута должна быть прожита как можно более полно. Во что ему совсем сложно поверить – так это в то, что, хоть он и оставил пока что мысли о женитьбе (учитывая ее нервную реакцию после его слов на Валентинов день), ему удалось уговорить ее жить вместе. Они даже купили вместе дом. Но он и представить не мог, когда начал новую карьеру, а арт-компания Лейлы только стартовала в прошлом году, как он им достанется.
Он вспоминает, как мама Лейлы без предупреждения появилась прошлым летом. Из всех дней она выбрала двадцать пятый день рождения Лейлы и седьмую годовщину смерти собственного отца, хотя, конечно, о последнем она тогда не знала. Она оказалась не такой, как он ожидал: невысокая темноволосая женщина в приличном бежевом костюме и туфлях на шнуровке. Судя по описаниям Лейлы, Джейк ожидал увидеть жизнерадостную, но непостоянную женщину в откровенном платье, громкую и разговорчивую, с намеком на скрытое напряжение.
За этим последовали слезы, взаимные обвинения и злость.
Это был длинный, эмоциональный и изматывающий день, в который Амелия рассказывала историю своей жестокой депрессии. Она знала, что не справляется с ролью жены и матери, знала, что вредит и мужу, и дочери. Она была не в состоянии о них заботиться, и ее убивала необходимость это делать. Это длилось годами. Ей нужно было уехать.
Мысль о том, что Лейла вот-вот перейдет в среднюю школу, станет подростком, последуют мальчики, экзамены, давление со стороны ровесников, была для нее слишком устрашающей. Она даже не могла попросить о помощи собственного отца, который всегда был таким стойким. Поэтому она сбежала.
– То есть это моя вина? – потребовала ответа Лейла.
– Конечно нет! Только моя. Я не справлялась.
Джейка убивало то, что он видит свою девушку и ее отца такими разбитыми, взятыми в заложники возвращением незнакомки, которую они потеряли. Поэтому он просто молча сидел, позволяя всему этому происходить и поглаживая Лейлу по спине или успокаивающе держа ее за руку.
– Так что изменилось? – спросила Лейла с каменным лицом, но Джейк знал, что за ним прячется надежда.