Двое мужчин обмениваются взглядами, и Джейк качает головой.

– Что случилось, когда ей было тринадцать? Это как-то связано с ее шрамом на спине?

Генри выглядит пораженным.

– Она тебе никогда не рассказывала? – Он сдвигает брови. – Слишком стыдится, я думаю. Все еще чувствует себя виноватой, это видно, и я часто думаю, не поэтому ли ей кажется, что она не заслуживает счастья.

– Не заслуживает счастья?

Генри снова вздыхает.

– Слушай, Джейк. Она должна сама тебе это рассказать. И чтоб ты знал, ей повезло, что у нее есть ты, и я ей об этом сказал. Я знаю, что ты отправлял шармы, потому что она тебе небезразлична. Она моя дочь, и я люблю ее, но ей нужно научиться смотреть на вещи глазами других людей тоже.

Джейк чувствует ком в горле и кивает, благодарный пожилому мужчине.

Подбегает Флер и, увидев, кто пришел, начинает вилять хвостом и громко сопеть. Ее розовый язык свисает изо рта, когда она по-собачьи ему улыбается. Когда Генри отступает в коридор, чтобы он вошел, Флер тут же прыгает Джейку в руки и облизывает его щеку.

– Спасибо, – говорит он, – наверное. – Он представляет, как Лейла качала бы головой и бормотала под нос «предательница», если бы это увидела. От этой мысли он улыбается. Усадив Флер и сняв кроссовки, он спрашивает, где Лейла.

– В гостевой комнате. Рисует, – отвечает Генри, потянувшись за поводком, который висит на крючке. – Пойдем, Флер! Гулять! – Подмигнув Джейку, он надевает прогулочные ботинки и берет ключи с полки.

– Спасибо. – Когда за Генри и Флер закрывается дверь, Джейк, перепрыгивая через две ступеньки, взлетает по лестнице и шагает к комнате рядом с ее спальней. Когда он открывает дверь, дыхание перехватывает. Он стоит на пороге пораженный.

Лейла оборачивается, ее взгляд фокусируется на нем.

– Джейк! – Ее глаза округляются, она выглядит взволнованной. – Что ты здесь делаешь?

Она быстро становится между ним и разрисованной стеной за ее спиной, растопыривает руки, чтобы спрятать ее. Он делает шаг в сторону, и она делает тоже, чтобы не дать ему увидеть. Но он выше, и картина предстает перед ним – как она и представляла себе.

– Это мы, – говорит он в изумлении. – Вечеринка. Та ночь, когда ты… – Его голос обрывается. Здесь все. Необъятное ночное небо, усыпанное звездами, скалистый выступ арки Дердл-Дор, тянущийся в море, разноцветная галька на их любимом пляже. Море, сияющая луна над поверхностью. Изгибы меловых скал. Единственное, чего нет, – других ребят, которые были там той ночью. Только они вдвоем – большая картина почти во всю стену.

Она нарисовала, как он сражается с темным серо-голубым морем: одна рука над головой тянется к небу. Его шрам крошечный, но заметный, и она идеально передала его черные волосы и разноцветные глаза. Один зеленый, второй коричневый – в правильном порядке. Она, в виде сверкающей русалки с переливающимся чешуйчатым хвостом и ракушками на груди, держит его одной рукой за плечи. Она плывет на боку, и он видит, что Лейла нарисовала свой шрам на спине той же краской, что и его. На длинных светлых волосах блестки, а на красных губах – едва заметная улыбка.

– Ты не должен был это увидеть. Это не для тебя. – Она вскидывает руки, но он просто берет одну и крепко держит, поворачивая к ней лицо.

– Да, конечно. Это потрясающе. Спасибо тебе.

Она краснеет.