За воротами ее ждал черный «ЗИЛ», на котором им предстояло отправиться в столицу.

– Погоди минутку. Никакой Коммунистической партии я армию не собираюсь передавать.

В Римо заговорил бывший морской пехотинец.

– Кому же ты тогда собираешься отдать ее, Римо? – с удивлением взглянула на него Анна.

Римо, конечно, душка, счастливое исключение, но временами думает – она вздохнула про себя – совсем как мужчина.

– Ну... какому-нибудь демократическому правительству.

– Ты собираешься организовать его прямо сегодня, дорогой? Или привезешь его из Америки?

– Пускай ваши люди сами проголосуют за то правительство, которое они хотят.

– Они и голосуют. За коммунистическое.

– Да это же не выборы, а сплошная липа!

– Нет, милый, просто у нашей единственной партии конкурентов нет. Коммунисты – единственные, за кого могут голосовать наши люди. У нас нет другого выбора. Либо диктатура коммунистов, либо война.

– Но идея отдать им армию мне совсем не по нраву. Коммунисты – вредные типы. Нравится тебе это, Анна, или нет, но они доставляют миру больше всего неприятностей.

– Ты говоришь о странах, у которых нет реальной силы на международной арене, дорогой. А у нас в России обычное, большое, насквозь коррумпированное правительство. Последний из революционеров-идеалистов давным-давно убит Сталиным. И сейчас Политбюро – самый надежный гарант мира. Они не хотят терять того, чем сами себя обеспечили.

– Все равно мне это не нравится, – заявил Римо.

В квартире Анны, расположенной в одном из лучших районов Москвы и обставленной почти как обиталище среднего американского семейства, Римо поведал Анне все, что ему было известно о мистере Эрисоне.

Анна, извинившись, задала вопрос: почему этот мистер Эрисон питает такую неприязнь к Синанджу?

– Понятия не имею. Вот Чиун знает, кажется. Он даже сумел с ним договориться.

Налив себе бренди из хрустального графина, Анна села чуть поодаль от Римо на широкий французской кожи диван. За окном мигала немногочисленными огнями ночная Москва. Римо вспомнил, что раньше в комнате был камин, сделанный, по русскому обычаю, из рук вон плохо, так что во избежание пожара Анна решила от него избавиться.

И не без оснований – бетон в России горел, как дрова.

Свою страну Анна знала гораздо лучше, чем многие из престарелых кремлевских бонз, и, как никто из них, она любила Россию. Она любила ее даже больше, чем сидевшего перед ней мужчину, один взгляд которого сводил ее с ума, и именно поэтому нашла в себе силы не броситься в первую же минуту ему в объятия. Весь вечер они говорили о деле и только о деле.