Виктор пришел, как и обычно, в двадцать два часа вечера. На кухне его квартиры уже хлопотала соседка, заканчивая приготовление ужина. Для нее было большим удовольствием выполнять просьбу отважного полицейского, несшего в это время службу по охране благополучия и спокойствия обыкновенных городских обывателей. Хоть еда была очень вкусной, мальчик поел совершенно без аппетита, однако растягивая свое посещение кухни, по возможности, дольше: ему – страсть, как не хотелось отправляться в темную комнату, где его снова будут мучить кошмары. Тем не менее, как не затягивай время, но, в итоге, через сорок минут Агрипина Евлампиевна скрипучим голосом молвила:
- Ты чего это «Постреленок» сегодня ешь, как последний раз? А, ну-ка, давай побыстрее и отправляйся в кровать. Твой отец дал строгие указания, чтобы половина одиннадцатого ты был бы в постели.
- Но я еще не наелся, - пробовал протестовать маленький мальчик, наполняя свой детский желудок уже через силу.
Странно, но пусть ему эта старуха и была отвратительна, почему-то в этот вечер он не хотел лишаться даже ее неприятного общества. «Лишь бы подольше не засыпать», - думал ребенок, прокручивая в своей взбудораженной голове те ужасающие события, что пришлось ему пережить за последние двое суток.
- Нет, - уверенно возразила старушка, нахмурив и без того морщинистый лоб, - ты отправляешься спать и это даже не обсуждается.
Она легким шлепком подтолкнула ребенка с его места, напоминая, что ничего не может быть вечно, на что Витя, понуро опустив книзу лицо, поплелся в свою страшную комнату. На улице вот только стемнело и ему стоило большого усилия воли заставить себя выключить свет. Однако, он продолжал лежать и хлопать глазами, ни в коем случае не давая себе уснуть. Огромнейшего труда стоило обычно отважному мальчику дождаться, когда соседка покинет квартиру. Уходя, она заглянула в его детскую комнату, чтобы убедиться, что порученный ее заботам юнец не занимается ничем непристойным: не смотрит телевизор, не играет в компьютер, да попросту, не «сидит» в телефоне. Удостоверившись, что все протекает так, как ей и было поручено, она удовлетворенно кивнула своей отвратительной старушечьей головой и только после этого направилась к выходу.
Как только за ней захлопнулась дверь, парень вскочил со своего удобного ложа и щелкнул выключателем, наполнив комнату электрическим светом. Виктор прыгнул обратно в постель, будучи совершенно уверенным, что в эту ночь обязательно не уснет, тем более что его неокрепшая юная психика находилась в состоянии сильного возбуждения и наполняла душу совсем не детскими страхами. Какое-то время мальчик лежал, прислушиваясь к малейшему шороху, невольно вздрагивая каждый раз, когда раздавался шум, которому его взбудораженный мозг не мог найти объяснения. «Скорее бы утро, - проговаривал он в таких случаях, от охватившего его страха до невероятных размеров выпучивая свои и без того огромные глазки, - там будет легче. Днем «Оно» (имея в виду «Мрачное существо») не приходит, только ночью».
Пусть еще детским умом, но Горячев отчетливо понимал, что появление «Одинокого странника» как-то связано с его ночным сновидением, и что именно он запускает тот ужасающий механизм, который уносит жизни ни в чем не повинных людей. Не смотря на это, он также прекрасно осознавал, что расскажи он об этом кому-то из взрослых его непременно сочтут сумасшедшим, да еще надолго отправят в психушку, что тем самым никак не избавит его от воздействия темной таинственной «Сущности», а появление безжалостного убийцы, даже при таком нежелательном для ребенка раскладе, определенно не прекратится, и «Чудовище» будет продолжать убивать. Поэтому Виктор определенно решил противодействовать зловещему проявлению пока только своими детскими силами.
Терзаемый жуткими мыслями мальчик не заметно для себя, раз от раза смыкая свои отяжелевшие веки, стал погружаться в тревожные сновидения. Лишь только его мозг стало обволакивать томительной негой, дыхание ребенка непроизвольным образом участилось, а тело заколотила нервная дрожь. И этому было свое ужасное объяснение и весомое обстоятельство, ведь так организм сопротивлялся против того, что сразу же стало проноситься в возбужденном мозгу юного еще организма. Ему стало сниться, как в каком-то незнакомом раньше сарае висит то самое одеяние, что каждый раз было надето на «Таинственном незнакомце» в тот самый момент, когда он совершал свои безжалостные убийства. Рядом на стене располагался заржавленный серп, который также был узнан Горячевым. Все эти предметы манили к себе уснувшего мальчика, требуя обязательно в них облачиться, однако данная в разум определенная установка активно противилась полному погружению в мрачные сновидения. Огромным усилием воли мальчик смог вырвать себя из захватившего сна и, обливаясь холодным потом, какое-то время лежал на кровати, уставившись в одну выбранную им точку на потолке. Еще дважды он таким образом боролся с неведомой силой, пока наконец, твердо решив, что лежать больше не будет, спрыгнул с кровати и, включив в работу компьютер, принялся играть в различные игры, коротая время до наступления спасительного рассвета. Лишь под самое утро мальчик смог ненадолго забыться тревожными сновиденьями.
В то самое время, когда Горячев-младший стремился победить темные силы, преступник Кентюрин направлялся к своему старому другу, проживавшему на самом конце этого города. Тот жил в небольшой покосившейся хижине, явно свидетельствующей, что ее внешний вид и общая прочность, заботят хозяина совершенно даже не сильно. Приблизившись к дому, Максим, озираясь по сторонам, приблизился к небольшому окошку и поскреб по нему своими пальцами. Внутри еще горел свет, и слышались разгоряченные спиртными напитками возбужденные голоса. На осторожный шум, созданный неожиданным гостем, на крыльцо вышел хозяин, грозным голосом крикнувший:
- Кого еще нелегкая принесла? Если – пустое, то лучше проваливай, а не то выйду «бошку» сверну. Все ли понял…
Злобный мужчина не успел договорить свою наполненную недоброжелательством речь, так как его прервал не менее грубый окрик несостоявшегося похитителя маленькой девочки:
- «Большой», открывай – это я, «Кент».
Очевидно это имя в этой избушке было известно, потому что шаги изнутри быстро засеменили к дверному проему, отодвигая и без того не прочный запор. Перед посетителем предстал огромного роста мужчина, вежливо позволивший пройти внутрь своего непрочного дома. Иглютин Михаил Владиславович был бывшим спортсменом-тяжелоатлетом, по окончании своей карьеры безжалостно спившийся. До тридцати пяти лет он жил в нашей столице, где постепенно погружаясь в беспробудное пьянство очень быстро погряз в огромных долгах и был вынужден продать свою трехкомнатную квартиру, располагавшуюся чуть ли не в самом центре Москвы. Оставшихся денег хватило только на дом в глубокой провинции, который ему помогли отыскать пронырливые риелторы, занимавшиеся урегулированием его проблемных вопросов. В настоящее время ему исполнилось сорок шесть лет и вид он приобрел крайне печальный. Продолжая обладать неуемной физической силой, тем не менее его тело значительно исхудало и покрылось глубокими старческими морщинами. Рост его превышал сто восемьдесят сантиметров и продолжал внушать уважение каждому, кто его видел. Квадратное раньше лицо теперь осунулось и приобрело продолговатую звероподобную форму; серо-голубые глаза «потухли» еще лет десять назад и уже не выражали того былого величия, какое некогда не покидало этого уверенного в себе человека; большая голова давно облысела и лоснящимся затылком переходила в широкую «бычью» шею. Одежда его состояла в рваном синем трико, застиранной желтой выцветшей майки и черных резиновых сланцев. Вот такой в прошлом уважаемый человек теперь раболепствовал перед провинциальным преступником, не в силах отказать ему в посещении своего непросторного дома.
Это была действительно небольшая избушка, состоявшая всего из одной комнаты, по середине которой была установлена русская печь. Именно она делила внутренние помещения на отдельную кухню и комнату. Из мебели там имелось два стола, полуразвалившаяся кровать, некое подобие топчана, да еще пара стульев. Кроме хозяина в покосившейся хижине находилась его небольшая сожительница из разряда местных любителей выпить, да еще такой же загостившийся ее брат-полубомж.
Варнаева Кира Петровна достигла уже сорокадевятилетнего возраста и выглядела при этом на все шестьдесят, настолько ее внешность сгубила пагубная привычка злоупотреблять спиртными напитками. Она смогла дорасти только до не полных ста пятидесяти сантиметров и не отличалась складным телосложением. Ее совсем негладкая кожа давно обрюзгла и была испещрена множеством крупных старящих тело морщин. Не смотря на антиобщественный образ жизни, женщина имела довольно пухлые формы, что скорее указывало на наличие неизлечимых заболеваний, чем на избыток питания. Лицо ее, если сказать, что было отталкивающим – это не сказать ничего: выглядело оно для представительницы прекрасного пола просто ужасно. Не говоря про глубокие избороздившие его впадины, оно было покрыто еще многочисленными прыщами, делая кожу волнисто-бугристой с синюшного цвета окраской. Впалые глаза давно утратили свое былое великолепие, превратившись в злобные серые звериные зенки; нос раньше прямой на конце распух, придавая своим окончанием полное сходство с созревшей огромной сливой; губы от потери зубов ввалились вовнутрь, полностью обесцветившись; коротко остриженные некогда темные волосы давно поседели и торчали по сторонам седыми клочками. Из одежды на ней был только дырявый многоцветный халат, да такие же, как у сожителя, тапки только сиреневого неяркого цвета.
Третий персонаж этого необычного трио являл собой Варнаев Иннокентий Петрович, как уже сказано, являвшийся братом Киры Петровны. Это был давно опустившийся на самое социальное дно человек, утративший к жизни какой-либо интерес. Единственное, что его занимало – это постоянное употребление горячивших душу напитков, изыскание которых являлось основным смыслом его прогнившей неудачливой сущности. Это неказистое подобие сильной половины нашего человечества давно перевалило за пятидесятитрехлетнюю отметку, но, как и сестра, выглядело гораздо старше своего полного возраста. Мужчина был несколько выше своей сестры и выглядел намного худее. Его сморщившееся от прожитых лет и каждодневного пристрастия к выпивке морщинистое лицо совершенно не отражало никакой привлекательности, напротив, было отталкивающим и безобразным, напоминающим внешне «прочерневшего» служителя преисподней. Для полного сходства ему не хватало только пятачка на отливающем синевой большом носе, да небольших аккуратненьких рожек на всклоченной давно нечесаной голове. Точно такая же борода застилала нижнюю часть его отвратительной пугающей физиономии. Не смотря на теплое время года, одет он был в теплую засаленную серого цвета фуфайку и такие же утепленные шаровары. На ногах его были одеты дырявые резиновые полусапожки.
Все трое находившихся в этом доме излучали непревзойденную вонь, от которой вошедший поначалу закашлялся, а потом к горлу подкатило неприятное ощущение, постепенно перераставшее в скопившийся ком, заставлявший его постоянно отхаркивать «першившую» слизь. Как и принято в таких неприглядных притонах, любой разговор принято заводить только через спиртные напитки, поэтому Кентюрин сразу же выставил на стол продолговатую полулитровку, заполненную сорокаградусной водкой.
- Ну, и «запашина» у вас, - невольно выразил свои ощущения неожиданный посетитель, и уже обращаясь к хозяину, - «Большой», я перекантуюсь у тебя какое-то время, а то меня полиция ищет. Мне нужно где-нибудь «отсидеться».
- Что-то случилось? - недоверчиво молвил Иглютин, выставляя на стол еще одну стопку, за исключением другой посуды бывшую в этом доме в непременном наличии.