— Пожалуйста.
Он вытащил из бумажника удостоверение и протянул мне. Клиента звали Ричард Флетчер.
— А меня зовут Тим Блейк. — Я протянул ему свою визитную карточку, где был указан не только номер моего рабочего телефона, но и домашний, и мобильный.
Он кивнул и опустил карточку в карман.
Я передал его удостоверение девушке на ресепшене, чтобы она сделала копию, не отрывая взгляда от Дженнингз на автостоянке. Она была невысокая — наверное, чуть выше полутора метров, — с крепким выразительным лицом. Моя мама, несомненно, сочла бы ее красивой, я же — скорее просто симпатичной. Она приехала ко мне, это точно. Но что делать с клиентом? Передать его Энди я не мог, он сейчас получал разнос в кабинете Лоры. Придется попросить мистера Флетчера подождать, пока я поговорю с детективом. Дженнингз говорила по мобильному, и я успел попросить одного из молодых сотрудников в зале найти на стоянке какой-нибудь «риджлайн», снять с него магазинные номера и подвести ко входу как можно скорее.
Я повернулся к Флетчеру:
— Машина будет здесь через пару минут. Обычно я сопровождаю клиентов при пробной поездке…
Флетчер почему-то встревожился.
— Я тут заходил в один автосалон, так мне там дали проехаться одному.
— Вот это я и собирался вам сказать. Не возражаете ли вы проехаться один, пока я поговорю с одним посетителем?
— Это замечательно, — оживился он.
— Сейчас наш сотрудник подгонит демонстрационный грузовичок. Вы проедетесь, а потом мы поговорим. Хорошо?
Флетчер согласился.
Я ринулся на стоянку, хотя детектив Дженнингз продолжала говорить по телефону. Увидев меня, она подняла палец, показывая, что ей нужна еще минута. Я встал неподалеку и терпеливо ждал, пока она закончит.
Разговор у нее был не о полицейских делах.
— А ты чего ожидала? — спросила она. — Что не будешь заниматься и все равно получишь хорошую оценку? Нет, Касси, так не бывает. Да, да… пока не знаю. Может, хот-доги или что-то другое. Все, дорогая, мне нужно идти.
Кип Дженнингз сложила телефон и сунула в сумочку на плече. Посмотрела на меня:
— Моя дочка переживает. Получила двойку.
— Сколько ей? — спросил я.
— Двенадцать.