- Ты ли это, боярич? Совсем другой стал. На вид - тот же, но внутри... Огонь Сварожий.

- Пять десятков лет там прожил, отче.

- Ох! - Вскрикнул опять старец и, вернувшись к скамье, присел. - Ничего не говори мне, про то место! Не сказывай! Свят, свят, свят, - сказал он, и опять несколько раз перекрестился.

Я со смехом сказал:

- Не блажи, дед. Сам отправляешь в края дальние, а сам крестишься,

- Никто ещё не возвращался оттель. Хоть наш там мир?

- Наш, отче. Православный! Не испоганил я душу.

- Слава тебе, Боже Правый. Говори, что пришёл? С вопросом, бедой или...?

- Поблагодарить пришёл, - сказал я и достал из мошны рубль. - Возьми, не побрезгуй. Когда давал мне зелье, не стал брать. Сейчас возьми. Набрался я там уму-разуму, остыл. Стал жизнь ценить. Я там один в лесу, все эти годы жил. Молился.

- То-то у тебя глаз глубокий стал, как бездонный колодезь. Спаси Бог, - сказал он беря у меня из рук серебряный стержень.

- Так годов-то мне уже шестьдесят пять, чаю.

- А на вид тот же.

- Тот, да не тот... Да... Я попросить тебя хотел. Оставлю я у тебя свои сумы. Не дотащу всё до хором своих. Пришлю людишек с подводой, або сам приеду.

- Чо за сумы?

- Да вон, у ворот стоят, со скарбом моим тамошним - показал я сквозь раскрытую дверь.

Старик выглянул в дверной проём, и еле внятно забормотал:

- Уволь, боярич, я дам тебе подводу. Не хочу брать грех на душу. Не искушай. Не оставляй мешки. Страшные они.

- Хорошо, отче. Давай подводу, и поеду я.

- Выпей квасу, пока я укажу сынам. Вон жбан, - показал он на стоящую в углу на колоде деревянную кадку, - а вон ковш - показал он на стол.

Старик выбежал во двор, и оттуда донеслись его покрикивания на сыновей. Я сидел и осматривал комнату. Прямо напротив входа была открытая дверь в сени, далее виднелась тяжёлая низкая дверь, ведущая в избу.