Мы проговорили с ним долго. Он расспросил меня про свадьбу Ивана, про мои сны, про Василия, про стояние под крепостью, про батюшку, проверил мои познания в греческом. Допрос он вёл так грамотно, что не будь и я неплохим специалистом в этом деле, не понял бы, как получилось так, что я раскрылся перед ним полностью. Я рассказал ему даже про свои черные мысли, посещавшие меня, когда я охранял княжича Ивана у Кокшенги.

- А он знал, что ты по ней сохнешь? - Он неожиданно спросил меня после возникшей на какое-то время паузы.

- Кто, "он"?

- Василий.

- Знал, как не знать. Батюшка давно сговорился с князем Борисом обженить меня на его дочери. Не важно на какой. А когда эта малявка... мне понравилась, сильно рад был. Сватовство Ивана на Марии отца моего и сломило...

- Политик, - сказал со значением князь Дмитрий, с ударением на последнем слоге.

- Понимаю, но мне каково?

- Знаешь, я отпущу тебя, - сказал он, внимательно вглядываясь в моё лицо.

- Спаси тебя бог, Великий Государь.

Я увидел, как он вздрогнул.

- Это по-гречески.

- Я знаю...

Он помолчал.

- Так вот. Я бы посоветовал тебе вернуться в Московию и подождать, пока я верну её себе взад. Ждать недолго. Месяц-два. Скоро подойдут ливонцы. По зиме и двинемся на Москву. И Тверь станет моей. Ивану голову срубим... И обженю я вас с Марией Тверской... А можно всё и быстрее сделать, - сказал он со значением в голосе.

- Как? - Вырвалось у меня.

- Потрава. Скорми обоим князьям порошок, что я тебе дам, и всё, Мария твоя. Она ведь ещё не порченая. Мала. До её пятнадцатилетия можно и пережениться, если Ивана не будет. А я вам вотчину отдам... Тверь возьмёшь?

Я стоял, поникнув головой. Потом поднял взгляд на Дмитрия.

- Слово даёшь?

- Даю.

- Не обманешь?