Снова шорох, только теперь из-за печи. А чего это горбун так вертит головой, затравленно зыркая то на меня, то на спящего часового, то в сторону печки? Отодвигаю его с дороги и иду к кадке.

— Короче, мужик, если тебе влом дать мне кружку, я возьму с собой этот ковшик, — зачерпываю водицы, делаю еще несколько глотков и направляюсь к лестнице. — Да не баись. Не сгрызу я ковшик. Утром верну обратно.

Краем глаза замечаю шевеление за печью, словно кто-то старается спрятаться от меня. Может горбун тут с с какой-нибудь Эсмеральдой развлекается? Ишь ты, Квазимода.

— Бэль, тра-та-та, та-а, та, та, тра-та-та, — хитро подмигиваю мужичку и, напевая мотив хита моего детства, поднимаюсь по лестнице.

Поднявшись, смотрю на одинаковые двери и понимаю, что не помню откуда вышел. Так, когда я вышел, спуск был слева. Значит либо эта, либо та. Моя та, откуда доносится храп. Ага, храпят здесь, значит мне сюда. А здесь? Во блин, здесь тоже храпят. М-да.

В задумчивости отхлебываю из ковшика. Нет ну, до чего же вкусная водичка! Отворяю дверь и пытаюсь рассмотреть что-либо в темноте. Безрезультатно. Стоп — храп доносится слева. Слева находился только мой топчан. Значит это не мой номер. Открываю другую дверь. Здесь, как положено, храпят дуэтом справа. Пробираюсь к своему ложу, пристраиваю ковшик на полу и заваливаюсь на шуршащий то ли сеном, то ли соломой матрас. Как говорится, утро вечера мудренее. Вот проснусь утром и разберусь со всеми непонятками. Главное, спиртного больше ни граммульки. Как пел великий русский классик: — «нет, ребяты-демократы, только чай».

Ворочаюсь, пытаясь устроиться поудобнее, и понимаю, что спать-то не хочется. А под эту надрывную колыбельную, которую поют мне от противоположной стены бородатые дядьки, уснуть и вовсе будет сложно. Тихонечко свищу. Говорят, если тихо посвистеть, то храпящий смолкает, врут однако. Как храпели, так и храпят. Ну что ж, заполучите. Свищу коротко, но громко. Храп смолкает. Я начинаю шумно сопеть, слегка всхрапывая, изображая глубокий сон. Бородачи, послушав мое сопение и так и не поняв, что их разбудило, поворочались и вскоре снова захрапели. Интересно, в этом отеле есть номера для не храпящих? И что это вообще за место такое? Только сейчас до меня доходит, что в доме совершенно отсутствует электричество. Или я не заметил? Может, свечки горят лишь, как говорится, для антуражу. Ну, не может же быть такое строение и без электричества. Пытаюсь вспомнить, обращал ли во время вчерашней пирушки внимание на потолки — там наверняка должны находиться какие-нибудь лампочки. Или нет? Так же, не помню, чтобы на стенах находились выключатели и розетки. И вообще никаких электрических приборов не видел.

Через несколько минут сомнения берут верх, и я поднимаюсь и отправляюсь в коридор — там есть хоть какое-то освещение — искать признаки электричества. Снова по стенке добираюсь до двери. Чего ж она так скрипит-то? Фигасе, а это что за абреки? При моем появлении от соседней двери отпрянули две темные личности с надвинутыми на глаза мохнатыми папахами. В руках у ближнего ко мне сверкнул кинжал. Что-то зло прошипев, абрек кидается вперед, нацелив лезвие в мою грудь.

В очередной раз искренне благодарен тем навыкам, которые в свое время практически насильно вдолбил в меня родной дядька. Дядя Миша за небольшой оклад вел секцию дзюдо в местной ДЮСШ, куда и таскал меня с раннего детства, заставляя кувыркаться на татами с остальными своими подопечными. Когда я подрос, дядька стал брать меня на занятия по боевому самбо, которые он проводил два раза в неделю для более взрослых клиентов, и уже за более существенную плату. Эти занятия он особо не афишировал, и попасть на них могли люди лишь по рекомендациям тех, кого дядька хорошо знал. Причиной такой скрытности, вероятно, были события из времен Советского Союза, когда дядя Миша отсидел пару лет за незаконное преподавание боевых искусств. Вот и остался у родственника пунктик по поводу этого дела.

Практически автоматически встречаю кинувшегося на меня придурка с ножиком по схеме, отработанной не только на тренировках, но и в частых, в период моей бурной юности, уличных драках. Слегка разворачиваю корпус, уходя с линии направления клинка. Блок, захват запястья, рывок на себя, одновременно втыкаю встречный левой ногой в ребра. Сдавленный хрип застывает у мужика в глотке, стопоря дыхание. На этом можно было бы и оставить это обмякшее тело, но я продолжаю наработанные движения. Хватаю чуть выше запястья второй рукой. Снова рывок на себя и резкий тычок его же локтем назад. Хруст выламываемого сустава сливается со звяканьем выпавшего кинжала. Абрек, выпучив глаза, сдавленно сипит. Если бы не предшествующий удар по ребрам, остановивший работу легких, он бы сейчас орал благим матом. Знаю по себе, что такое перелом сустава…

Тут до меня доходит реальность произошедшего. Ё-о, твое-мое! Чего это я наделал-то?! Вдруг это у них, у ролевиков этих, игра такая? Типа, злые абреки вырезают спящую заставу. А тут я такой бэтмэн, блин, незваный. Точно говорят, незваный бэтмэн хуже татарина. Что ж делать-то теперь?

— Э! Э, мужик! — отскакиваю от кинувшегося на меня подельника поверженного ролевика. Хорошо еще, поверженный скрючился на полу между нами, и его товарищ не смог налететь на меня сходу. Стараюсь держаться так, чтобы вышедший из игры продолжал оставаться между нами. — Мужик, мужик, да погоди ты! Харэ махать своим тесаком, говорю! Я в ваши игры не играю. Слышь, придурок, что я тебе говорю?

Однако тот не придает моим словам никакого значения и продолжает стараться достать меня кинжалом. Несмотря на тусклое освещение, у меня нет сомнений в том, что клинок в его руке не игрушечный и заточен как следует. Черт, и куда это я влип? Похоже, этот мужик вполне серьезно хочет меня зарезать.

— Мужик, ты можешь послушать меня секунду? Слышь, давай разберемся, а?

Снова никакой реакции на мои слова. Что-то надо делать, ибо рано или поздно он меня достанет. Нарочито подставляюсь под удар и ловлю его руку с кинжалом, выкинутую в длинном выпаде к моему животу. Не давая ему остановить движение, дергаю. Мужик летит вперед, споткнувшись о своего товарища. Продолжая тянуть за руку, сжимающую оружие, придаю телу атакующего еще большее ускорение и слегка подправляю направление полета. Бум-м-м — мужик врезался головой в бревенчатую стену. Мохнатая папаха конечно смягчила удар, но все равно, дом сотрясся, будто от хорошего удара кувалдой. Разве что, звук был такой, как если бы кувалдой влупили через прислоненную к стене подушку.

Второй кинжал звякнул об пол. Тупо смотрю на обмякшее у моих ног очередное тело, продолжая держать его за руку. Теперь мне точно кранты. Даже если не разорвут на месте остальные ролевики, а в номерах уже слышится шум и голоса, даже если мне удастся каким-то чудом замирить с первым абреком, несмотря на выломанный из сустава локоть и, как минимум, хорошо отбитые ребра, то этот-то пикирующий камикадзе наверняка проломил себе череп. А если папаха и спасла череп, то мозги при таком ударе по любому должны выплеснуться через уши. Твою мать…

Если меня сразу не повяжут, надо до кучи прибить и Сэма. Хотя, он-то в чем виноват? Не насильно же он вливал мне в глотку свой спирт. Да и не спиртом я вчера нажрался, а вполне цивильным вином из деревянных бочонков. А главное, случилось почти то, что я хотел. Отправят меня теперь куда подальше. Вот только вернусь я оттуда, скорее всего, гораздо позже, чем планировал материализоваться в Сэмовом испарителе.

— Лихо ты, Дмитрий, приложил энтого. Убил поди? — раздается голос за моей спиной. — А этого тоже ты уделал? Это кто ж такие?

Оборачиваюсь и вижу вышедшего из одной из комнат безбородого парня, который вчера сидел напротив меня за столом. Федор, кажись, его зовут, Савелич. Не к месту вспоминаю, что все мои вчерашние сотрапезники называли друг друга по имени-отчеству. Кроме, только что, Алексашки. Даже меня звали когда просто Дмитрием, когда и Дмитрием Станиславовичем. Я еще хотел было предложить называть меня просто Димоном, но потом решил поддержать игру.

Федор, похоже, видел мою расправу над вторым нападавшим. Судя по его реакции, или ее отсутствию, он этих абреков то ли не знал, то ли не узнал в полумраке.