Беру его под локоть и отвожу к лестнице — нечего караульному слушать разговор.

— Понимаешь ли, Александр, какое дело? Я, как ты наверное понял, из дальних краев с более демократическими порядками. Поэтому, хоть я там у себя и далеко не последний человек, но в разных светских премудростях не силен. А особенно в, как бы это назвать, в дворянской субординации, что ли. У нас там, понимаешь, все люди больше по ученым степеням различаются. Кто профессор какой, кто этот, как его, лаборант, а кто и вовсе, научный сотрудник какой-нибудь.

— Как ты?

— Почему я?

— Так тыж вчера так представился.

— Да? А, ну так я ж не простой научный сотрудник. Я… как бы это сказать-то? Ну да, об этом успеется. Короче, Сань, в смысле, Александр, помоги мне пожалуйста освоиться с этим делом, а?

— Ды, это…

— Вот спасибо Сань, в смысле, Александр! — дружески обнимаю его за плечи. — Я был уверен, что ты не откажешь в просьбе. Не зря же длин, кхм, Петр Александрович тебя средь всех выделяет.

— Выделяет? Меня?

— А то? Вот когда ты ушел на разборки с горбатым, он так мне и сказал. Вот, мол, Димон, на одного только Алексашку и могу положиться. Кабы, говорит, не он, так и не знаю, говорит, кому бы и доверился.

— Ну… Дык… Это… — польщенный парень, а теперь-то я хорошо видел, что, несмотря на густую бороду, он довольно молод, буквально осоловел от услышанного.

Не дав ему прийти в себя, спрашиваю:

— Поясни для начала, как мне обращаться к длин… в смысле, к Петру Александровичу. Только учти, что я не мужик какой-нить лапотный, а ученый муж, почти ровня некоторым дворянам. Имей в виду, что мне, может, со дня на день периодическая таблица Менделеева приснится, и я тогда и вовсе… это… — я ткнул пальцем вверх, показывая, как высоко я поднимусь, открыв во сне таблицу Менделеева, но так и не смог подобрать слово, определяющее невероятную степень моей учености.

— Вот ты и вчера этих помещиков поминал. Грозился во сне что-то непотребное о них узнать.

— Каких помещиков?

— Менделеевых.

— Да? — до меня только сейчас дошло, что если периодическая таблица приснится мне, то и называться она должна моим именем. Мда, тут я прокололся. Интересно, что я еще вчера набуровил. Случайно яблоко Ньютона мне на голову не падало? Да ладно вчера. Сейчас-то я почти трезвый, а с Менделеевым так влип. — Ты ж понимаешь, Александр, что у пьяного язык без костей?

Меньшиков пошевелил языком, словно определяя свою степень трезвости по наличию в нем костных образований. Даже высунул его на миг, скосив вниз глаза. Не выдержав такого зрелища, бросаюсь к воде и, хватанув из ковшика и сделав вид, что поперхнулся, захожусь в притворном кашле.

Подоспевший Алексашка заботливо хлопает меня по спине.

— К тебе, Дмитрий, Петр Лександрычч благоволит. Значит, можешь обращаться к нему запросто, по имени отчеству, — говорит он, продолжая похлопывать. — А ежели заметишь, что сердит он, тогда называй не иначе, как Светлейший Князь.