– Я к нему пристаю? Да это он мне проходу не дает! Даже сейчас пытался. Шантажировал, что отнимет у нас с тобой квартиру, превратит жизнь в кошмар, если посмею ему возразить. Он чудовище, как ты не понимаешь. Альфонс. Он крутит тобой, как хочет. Очнись! – срываюсь на нее, надеюсь достучаться, но бесполезно.

Смотрю в ее стеклянные глаза, понимая, что мне уже вынесли вердикт. Осталось только привести его в исполнение. Все, что могу, отбиваться, попытаться спрятать сердце под броню, пока его не растоптали.

– Злат, я все могу понять, но ты палку-то не перегибай, – Горский пытается вставить свои пять копеек, но тот же оказывается отброшен в сторону тяжелой артиллерией.

Он просто не знает, как его жена умеет защищать свои «Хочу», а он то самое «хочу».

– Конечно, поймана на горяченьком, теперь пытаешься оправдаться. Как же мне за тебя стыдно. Как же я жалею, что не избавилась от тебя, когда это еще было возможно. Ты мне всю жизнь сломала, и сейчас продолжаешь! Что, упиваешься триумфом, наслаждаешься, когда мать страдает? Я все для тебя сделала, и вот чем ты решила мне отплатить? Предательством?

Каждое слово бьет больнее пощечины. Жалеет о том, что родила? Да как такое вообще можно говорить? Я ведь ее дочка. Ее, не чужая. Так почему мальчишка ей важнее.

– Я тебя не предавала! Что ты такое говоришь? Я люблю тебя, мам, а он обманывает, – с трудом вырываю волосы из ее хватки и отбегаю на пару шагов.

Слезы текут из глаз, но не от физической боли. От моральной.

– Что надо, то и говорю. Вырастила девку подлую.

– Мам, выслушай меня. Он же…

– Нет. Не собираюсь слушать твои бредни. Вон из моего дома. Собирай вещи и вон! – истерично завопила, еще и рукой на дверь указала, которую не закрыла.

Но сейчас мне не до этого. Смотрю в ее раскрасневшееся от гнева лицо и чувствую, как земля уходит из-под ног, как душу разрывает от чувства вселенской несправедливости. Перевожу взгляд на ухмыляющегося отчима, в глазах которого победа. Мерзавец. Ничего, отольются ему все мои слезки. Я этого так не оставлю.

– Вам надо, вы и уходите! – в пику ее словам, выдаю свои. – Я плачу кредит с первого дня, с моих сбережений был внесен первый взнос. Ты не имеешь права меня выгонять. Это и мой дом тоже, – на те, выкусите.

Я тоже знаю свои права. Вот только они с этим не согласны. Игнат сжимает кулаки, явно сдерживаясь из последних сил, чтобы не объяснить мне прямо здесь и сейчас, что аргумент не аргумент на самом деле. Его останавливает роль, которую он начал играть. Если сорвется, все его планы коту под хвост.

– Что ты сейчас сказала? Повтори, – как змея, шипит в мою сторону родительница.

От предостерегающих ноток в ее голосе мороз по коже прошелся. Такой дикой никогда ее не видела.

– Ты… я… квартира с моих…

– Рот свой закрой. Квартира моя, и ипотека на меня оформлена. И ты не имеешь на жилье никаких прав. Я в тебя вложила куда больше денег. Так что, не смей даже смотреть в сторону МОИХ квадратных метров. Чтобы через пять минут тебя здесь не было. И прописки лишу. Найду способ как. Ты у меня на улице окажешься. Вы посмотрите только. Сначала мужика моего отбивает, потом квартиру себе присваивает. Какую змею на груди пригрела. В стольком себе отказывала ради нее, а она.

Не выдерживаю, усмехаюсь ее словам. Меня уже не смущает, что дверь на лестничную клетку открыта. Что на нас смотрят соседи, и явно сочувствуют хорошей матери, что застала дочь на ужасном. Плевать. На все.

Люди всегда жалеют больше тех, кто громче и жарче всех отстаивает свою невиновность. Ведь такому человеку проще поверить. И никого не учат слезливые мелодрамы по телевизору, где как раз те, кого обвиняют, оказывается невиновен.