— Отлично. Ванную придется делить еще с кем-то. — Он посмотрел на Арта. — Кстати, тебе звонила Эллен. Два раза.

— Спасибо, — ответил Артур. Судя по тону, он не хотел об этом слышать.

— Похоже, она обижена. Я сказал ей, что не знаю, где ты. — Хауи засунул палец в ухо. — Не думаю, что она мне поверила…

— Понял. Возвращайся в кровать.

Хауи зашел и опустился на кровать рядом со мной. От него пахло спиртным. Вблизи он оказался более тучным, чем я помнил. Тело было таким массивным и плотным, что выглядело опасным, словно грузовик с плохими тормозами. Выпивка и бездеятельность уже оставили свои следы — над верхом трусов свисала жировая прослойка, хотя мышцы еще оставались. Плечи и грудь выглядели мощными и хорошо развитыми. Я догадался, что в средней школе он играл в американский футбол, причем относился к типам, которые всю ночь пьют с друзьями, а на следующий день смотрят на мяч сквозь красную пелену похмелья. Вероятно, его отец ходил на каждую игру, кричал громче всех зрителей и гордился сыном, о чем тайно мечтает любой отец. Такой парень гуляет с девушками, увлекается спортом, не страдает от типичных подростковых страхов, беспокойств и тоски, но и не стремится ни к чему сверхъестественному. А значит — гарантированно придет в семейное дело. Я всегда восхищался подобными отношениями отцов и детей. О них много говорится в историях о войнах и завоеваниях — цели становятся наследственными, передаются из поколения в поколение, определены четко и ясно. Ты — тот, кто ты есть, и единственное, что может нарушить подобное положение дел, — это нежелание сына оставаться верным тому, что принадлежит ему по праву рождения. Иными словами, если вместо этого он сделает нечто неприемлемое — например, станет художником или объявит, что он голубой. Если и существуют доказательства предопределенности, то их можно найти в биографиях сыновей владельцев судоходных компаний на Среднем Западе.

Хауи прикрыл глаза рукой и зевнул.

— В твоей жизни есть девушки? — спросил он.

«Если Арт и не вспоминал раньше мои слона про Эллен, то теперь он их точно вспомнит», — подумал я.

— Да… девушка у меня в общежитии.

— Это серьезно? — настаивал художник.

Арт продолжал стоять со скрещенными на груди руками. Его лицо ничего не выражало и не выдавало никаких чувств.

Я ответил:

— На самом деле, нет. — Голова у меня прояснялась, наркотический туман отступал. — Мы просто дурачимся.

Хауи подтянул трусы, расправил завернувшуюся штанину, другой рукой продолжая закрывать глаза.

— Вот это мне нравится, — объявил он. — Я люблю свободу и свободные отношения. Не хочу думать о том, что нужно перезвонить или купить открытки на день святого Валентина и к еще каким-нибудь дурацким праздникам… Это просто способы держать нас в узде. Помни: то, что тебе принадлежит, в конце концов, начинает владеть тобой. — Он кивнул сам себе, затем медленно повторил последнюю фразу:

— То, что тебе принадлежит, в конце концов, начинает владеть тобой. Все правильно, — объявил он, явно довольный собой.

Казалось, Хауи совершенно не замечает неловкую тишину, которая за этим последовала. Он так и лежал на спине, закинув одну руку за голову, другой закрыв лицо. Артур легонько пожал плечами, глядя на меня. Он словно говорил: «Теперь он — твоя проблема». Пришлось пихнуть художника локтем.

— Иди на свою кровать, мне надо выспаться, — сказал я.

Хауи встал и зевнул.

— Добро пожаловать домой, — сказал он и вышел, пройдя мимо Арта.