— Ты относишься к типажу людей, который тот принципиально недолюбливает.

— Это какому же?

— К живому. И любые твои подношения будут отвергнуты.

Тут Лёха, все это время молча висевший у меня на поясе, деликатно кашлянул.

— Если позволите, я бы мог добавить в эту кучу свои пять копеек…

Нергал, казалось, не сразу понял, откуда исходит голос, и кто это еще подключился к разговору.

— Это Лёха, мой приятель-некромант, — поспешил я представить череп. — Если ты не против, пусть поделится соображениями?

Нергал озадаченно приподнял бровь и, пыхнув сигарой, проговорил:

— Соображения пустой черепушки? Какая ирония. Думаешь, мы настолько в отчаяньи?

— Да пусть говорит…

Нергал вздохнул и небрежным царственным жестом дал слово Лёхе.

И тот, окрыленный разрешением, тут же затараторил:

— У Аида есть уязвимое место. Это его супруга, Персефона. Как известно, она большая поклонница разного рода искусств, в особенности — музыки и поэзии…

— Вот только музицировать я умею исключительно на чьих-нибудь нервах, — заметил я. — Так что это мне не поможет.

— А ты не видишь никакого сходства? Неуживчивый и могучий бог, юная красавица-богиня, шантаж тещи, вмешательство других богов и требование расстаться — все это тебе ничего не напоминает? Серьезно?

Мы с Нергалом переглянулись.

— Господа, история Сета и Фортуны сама по себе — поэзия, безо всяких рифм и музицирования! Это же видоизмененная вариация случившегося с Аидом и Персефоной! А влюбленные обладают определенного рода сентиментальностью по отношению к тем, чья судьба напоминает их собственную. Кроме того, Даня уже имеет на той стороне одного сочувствующего.

— Это кого же? — поинтересовался Нергал.

— Харона, которому Даня устроил маленький отпуск с помощью своего несравненного бухалова.

Вот тут Нергал удивился по-настоящему.