– Пусть не шумят, дядя, – сказал он. Улаф кивнул в ответ, поднял щит и присоединился к остальным.

Сигурд знал, что сильно рискует, сидя здесь, так же далеко от занавеси, как от двери. Воины Рандвера могут броситься на него и проткнуть копьями прежде, чем Улаф и его отряд успеют прийти к нему на помощь. Это было безрассудно, даже глупо. Но также дерзко и смело и вызовет улыбку скальда, когда он будет рассказывать о том, что здесь произошло, – и Сигурд не смог удержаться от искушения.

А пока он ждал, вроде бы совсем один в зале вражеского ярла, потрескивало дерево в очаге, и пламя пульсировало оранжевыми и золотыми вспышками всякий раз, когда со свиньи падала капля жира. Мерцали масляные лампы, посылая змеевидные полосы сажи к низкому потолку, где стоял дым, густой, точно морской туман. На столе стояли блюда, над которыми поднимался пар, и от пропитавших все вокруг ароматов рот Сигурда наполнялся слюной.

И ярл Рандвер вернулся.

Сначала вошли несколько воинов, которые смеялись из-за того, что они видели на берегу.

– Сейчас они проплывают мимо Таравики, – говорил широкоплечий мужчина с бородой, почти доходившей ему до пояса, прокладывая себе и своим спутникам путь в заполненном дымом полумраке.

– Очень скоро они станут обедом для крабов, – сказал невысокий мужчина, чей расплющенный нос занимал большую часть лица. – О чем я даже жалею – мне бы очень хотелось взглянуть на безумного мальчишку.

«Значит, они не обратили внимания на отсутствие воинов у входа», – подумал Сигурд, продолжавший сидеть на месте, пока входили другие гости, и их возбужденные разговоры наполнили зал, как вспененные волны прибоя.

– Этот пир запомнят надолго! – сказал кто-то.

– А где проклятые рабы? – спросил кто-то другой.

– Мясо подгорело.

Сигурд чувствовал, как вспотели его ладони, лежавшие на ручках кресла из бука, но продолжал сидеть, сжимая дерево, изо всех сил сопротивляясь желанию закричать и схватить щит, – а в зал входило все больше и большее вооруженных людей. Большинство прислоняли копья к стене у входа, но у многих на бедре висели мечи, и у всех были скрамасаксы или короткие ножи. Во рту у Сигурда пересохло, и он испугался, что не сможет произнести ни слова.

Поразительно, но никто его так и не заметил. Однако он находился в тени, а они не сводили глаз с пиршественных столов. К тому же никто не мог предположить, что место ярла может быть занято, в особенности человеком, который, как они думали, убегал на восток, преследуемый четырьмя кораблями. Возможно, он уже превратился в обагренный кровью труп.

Женщина – гостья, если судить по броши и дорогому платью, – которая оказалась так близко, что Сигурд мог бы коснуться ее руки, подошла к вертелу и начала его поворачивать. Юноша подумал, что сердце сейчас пробьет дыру у него в груди, и безмолвно призвал Одина; он надеялся, что бог сейчас наблюдает за ним. Когда женщина подняла взгляд, их глаза встретились сквозь клубы терпкого дыма. Она широко открыла рот, но ее опередил другой голос.

– Клянусь волосатой задницей Хеймдалля, кто ты такой? – спросил воин с расплющенным носом.

Другие мужчины и женщины повернулись, и теперь все смотрели на Сигурда, но никто ничего не предпринимал – вероятно, из-за того, что бринья и шлем делали его похожим на бога войны. Ну, если и не богом, то кем-то очень важным.

– Где ярл Рандвер? – спросил Сигурд, и его голос прозвучал спокойно, точно море в полный штиль.

– Кто ты? – спросил Веревочная Борода, который почувствовал беду, и его правая рука легла на рукоять меча.

– Я задал тебе вопрос, свиноголовый тролль, – сказал Сигурд.

Веревочная Борода вытащил из ножен меч.