– Ну, сворачивай, упрямый козел, – прошипел Улаф.
Если старый Солмунд сейчас не отвернет в сторону, первый корабль ярла Рандвера поравняется с ним. И тогда враг поймет, что на борту корабля с высокими бортами находятся только два человека. Они придумали много хитроумных уловок, но двум морякам очень сложно управлять таким кораблем, как «Морская свинья», не говоря уже о том, чтобы развернуть его по ветру. С высоты скал Сигурд видел, как Солмунд бежит от руля к носу, и надеялся, что расстояние не окажется слишком большим, а вражеские драккары достаточно низко сидят в воде, и тэны ярла не увидят, что рулевой кнорра мечется по палубе, как локоть прачки.
И еще Руна. Она находилась на носу маленькой лодки, и ее золотые волосы сияли сквозь слабый дождь, яркие, точно пламя на фоне серого фьорда, и сердце Сигурда забилось, словно молот о наковальню, как только он ее увидел. В животе у него зашевелился клубок шипящих змей, и, как на рынке рабов, ему отчаянно захотелось что-нибудь ей крикнуть, дать знать, что он здесь.
– О, он поворачивает. И очень вовремя, – сказал Улаф, заставив Сигурда перевести взгляд от Руны к «Морской свинье» как раз в тот момент, когда появилась ее рея и корабль почти остановился.
Но Солмунд и Хагал действовали отчаянно быстро, натягивая и завязывая веревки, вдвоем выполняя работу пяти человек. Однако передовой корабль ярла Рандвера, полный воинов с копьями, находился менее чем в трех полетах стрелы от «Морской свиньи», и Сигурд уже слышал боевые крики воинов, сливавшиеся с воплями чаек и шумом моря.
И тут парус «Морской свиньи» затрещал, поймав ветер.
– Риск был огромным, – сказал Улаф, когда корабль с круглым корпусом прыгнул вперед и устремился на запад через повисшую над морем завесу дождя. – Если кто-то и мог от них ускользнуть, так это Солмунд.
– Он сделал то, что от него требовалось, – сказал Сигурд, который гордился старым кормчим. – Они оба.
Ярл Рандвер, полагая, что скальд предал Сигурда, широко раскинул свою паутину, и Солмунд исполнил роль мухи, которая в нее угодила. Теперь около сотни воинов Рандвера уплывали от дома своего ярла и от него самого, если только он не находился на борту галеры, возглавлявшей погоню.
Сигурд и Улаф отползли от края утеса и встали, повернувшись спиной к морю и лицом к воинам, которых с Сигурдом связала клятва верности. Они походили на богов войны в своих бриньях – наконечники копий блестели, руки сжимали щиты, лица некоторых наполовину скрыты шлемами.
– Давайте вспомним о чести и наших отцов и предков, от начала времен, – сказал Сигурд, глядя в глаза своих воинов, чтобы напомнить им о клятве. – Мы положим начало новой песни для скальдов. Мы убьем подлого ярла, покроем себя славой и станем богатыми.
На лицах воинов появился волчий оскал, и они застучали бы копьями по щитам, вот только сейчас не было никакого смысла предупреждать врагов о грозившей им опасности.
– Нанесем им быстрый и сокрушительный удар, – сказал Улаф, затягивая на подбородке ремешки шлема. – Я думаю о Торе, который швыряет свой молот в пердящего великана.
Свейну понравились его слова; он ухмыльнулся и добавил:
– Мы – молот бога грома.
Хаук и его воины стояли гордо, как в свои лучшие годы, – длинные седые волосы заплетены в косы, бороды украшены серебряными кольцами. Флоки же являл собой полную противоположность им – темноволосый, с туго натянутой кожей, еще только входящий в пору мужской силы. Его темные глаза сверкали, как у хищника, жаждущего убийства. Свейн и Брам Медведь походили на воинов из легенд или героев, которых ярлы ставят на носы своих кораблей, а скальды делают главными героями саг. Вальгерда была бледной, красивой и смертоносной; ее светлые волосы, заплетенные в косы, обрамляли лицо, как у Сигурда, чтобы не мешали, когда начнется танец клинков.
Сигурд хотел сказать ей, чтобы она была осторожной и, если получится, держалась подальше от гущи схватки. Но он понимал, что с тем же успехом можно просить лисицу усидеть на месте в курятнике, поэтому промолчал.
Они были готовы к схватке, и юноша видел в их глазах, что пора начинать. Они хотели показать себя Сигурду, и это его ошеломило, но он решил, что сейчас не станет думать о посторонних вещах.
– Тот, кто падет сегодня, будет пить мед асов с моим отцом, – сказал он.