Вот, например, генерал Дро. На его планете постоянно была бы война, тут без сомнений. Даже если бы он был один-одинёшенек, то силком притащил бы кого-то к себе только для того, чтобы устроить конфликт. Едва ли генерала Дро можно было представить на планете одного: тогда он начал бы воевать сам с собой. И проиграл крайне быстро, уж на это Танатос готов был поставить.
С помощниками генерала всё обстояло иначе.
Вот, например, заместитель Ироро, который сейчас гордо посверкивает глазами в ожидании похвалы, из тех, кто Канцлеру вполне искренне и ото всей души верит. На его планете всё было бы увешано справками о генетической правильности владельца и планами по установлению в галактике истинно верного порядка. Ироро показывал бы эти экраны всем желающим, демонстрируя одновременно свою исключительность, правильность и причастность к великой идее.
Второй помощник, ори Эджо, был существом куда более сложным. Танатос подозревал, что, будь у Эджо планета (желательно хорошо обустроенная, наполненная заранее присвоенным из армейской казны ресурсом), он бы давно сбежал туда, чтобы не созерцать происходящее. Танатос порой перехватывал его полные отвращения и страха взгляды, невидимые для обычных людей, но до смешного очевидные для модов категории “бог”. Танатос даже рассматривал Эджо как возможную кандидатуру для участия в их заговоре, но быстро отмёл эту идею: пользы с него при любом раскладе было не слишком много. Она не была сопоставима с проблемами, которые последовали бы, дай он в последний момент заднюю или сделай какую-то непоправимую глупость. Да и подкупить Эджо было задачей не то чтобы совсем невыполнимой: он любил деньги. Собственно, потому-то он и терпел войну. Как ни крути, а эта самая война — не только традиционное человеческое развлечение с попранием всех возможных моральных норм, массовыми убийствами, сражением за доминирование и использованием всей мыслимой и немыслимой техники (и создание оной в процессе). Как-то так повелось, что для людей определённого морального склада и социального статуса вооружённый конфликт был и остаётся отличным подспорьем для заработка.
Эджо не нравится война. Не раз и не два Танатос замечал отвращение в его глазах. Эджо не нравилось… Но он никогда не гнушался на этом зарабатывать.
Возможно, потому Эджо и некуда идти. С точки зрения аллегорий, его личная планета переполнена всяким дорогостоящим хламом, присвоенным на этой войне. Переполнена настолько, что для самого Эджо там уже вроде бы и нет места.
Аллегории, символы, метафоры… Сложные коды, которые используют люди стандартной модели, интеллект которых выше среднего. Эти коды не столь очевидны, как обычная шифровка, не всегда понятны с математической точки зрения, предполагают вариативность трактовок и сложную систему отсылок. Танатосу понадобилось очень много времени, чтобы научиться улавливать и расшифровывать эти скрытые месседжи, но оно того стоило: перед ним в совершенно новых красках открылся мир, который у людей стандартной модели принято называть “искусством”. И чем дальше Танатос изучал вопрос, тем больше он поражался тому, насколько разнообразный и сложный код бывает порой зашифрован в бессмысленной на первый взгляд информации. Своими рассказами Ли запустила лавину, показала ему целый мир, о котором он на самом деле понятия не имел раньше. А ведь он стоил того, чтобы его изучить!
Правда, во время этого ментального исследования Танатос вынужден был признать для себя, что искусство опасно, как психотерапия с непредсказуемым итогом. Потому что, как только начинаешь понимать эти все метафоры и прочее, недалёк момент, когда неизбежно начнёшь примерять их на себя.
Может, так сказать, вызвать дискомфорт.
Танатос очень старательно не думал об одном весьма очевидном факте: у него самого планеты не было. Не могло быть, коль скоро он не имеет права на собственную личность. Разве что в вирте…
Их с Ли планета.
— Насколько принципиальны успехи? — бросил Танатос, не оборачиваясь. — Фактически.
Генерала перекосило.
Разумеется, стороннему наблюдателю не было бы заметно, но Танатос мгновенно читал такие вещи. Он знал: Дро ненавидит его, всей душой. В том числе за то, что, в отличие от диро Эласто, обожающего громкие заявления, Танатос был, по определению многих, “въедливым сукиным сыном”. И прозвище это ему вполне льстило. Он плохо покупался на громкие заявления, прекрасно зная, как любят в Коалиции выдавать желаемое за действительное.
— Уничтожен медицинский корабль и несколько боевых “рогачей”.
— Это значит, что более девяноста процентов беглецов ещё живы, —
Дро стиснул зубы.
— Да, ари.
Танатос окинул подчинённого демонстративно-холодным взглядом и отвернулся.