Вздрогнув, Онайи приходит в себя.
На ней что-то мягкое. Холодно. И словно ее что-то окутывает. Открывает здоровый глаз. Через узор листвы видно звездное небо, рассвет уже близко. Она моргает. Сначала ничего не слышит, потом различает голоса. Знакомые голоса.
Она в одеяле.
Они несут ее в одеяле. Ее сестры. И все стремительно возвращается к ней. Атака на лагерь. Ее мех приземляется в лесу. Бело-зеленый, сохранивший ей жизнь, когда она лежала на земле, израненная, истекая кровью. И как они тащат Айфи.
Айфи.
Она вздрагивает и пытается выбраться из одеяла.
Крик боли разрывает ночь. Они опускают ее.
Невыносимая боль пронзает спину и шею. Но мгновение – и она усмехается. Она хочет засмеяться. Боль. Боль означает, что она жива. Боль означает, что она не парализована. Она поднимает правую руку и, медленно повернувшись на земле, видит, что подсоединена проводом к затылку Чинел. Онайи улыбается шире. Чинел в порядке.
– Онайи! – зовет Кесанду, стоящая слева. – Онайи, ты нас слышишь? – Остальное тонет в общем гомоне.
Онайи пытается выпрямиться. Ноги зафиксированы шинами. Она смотрит на Чинел – пчелы роятся вокруг ее головы. Чинел наклоняется.
– Онайи! – шепчет она благодарно и обнимает. – Мы думали, что потеряли тебя.
Кесанду стоит рядом с Обиомой.
– Господи! – восклицает она. – Мы уж думали, ты мертва!
Обиома уставилась на Онайи, как на привидение, которое обрастает костями и кожей прямо перед ней. Уставилась так, словно боится Онайи. Онайи пристально смотрит на нее одним глазом.
Чинел дает Обиоме подзатыльник:
– С ума сошла? У тебя там что в голове, жареный рис? Это твоя сестра. Ты очень рада ее видеть, как я погляжу.
Обиома потирает затылок и застенчиво улыбается:
– Рада… ох, как я рада… Даже не надо было бить меня по голове. – Она смотрит на Онайи. – Сестра, мы счастливы, что ты снова с нами. – И стыдливо замолкает. – Я не знала, что можно летать на мехах так, как это делаешь ты. Если я так научусь, я буду очень счастлива.
Онайи улыбается маленькой девочке. Всего на несколько лет старше, чем…
– Айфи! – Онайи вскакивает. Ноги не слушаются.