— Никак нет! Просто помогал господину обер-лейтенанту донести багаж!

Кивнув, принимая слова к сведению, в три длинных шага догнал вагон и запрыгнул внутрь. Все произошло буквально в течении пяти секунд, поэтому лейтенант только успел поставить вещи в сторонку и выпрямившись, недовольно буркнул:

— К чему такая спешка? Неужели нельзя было нормально остановиться?

Я же, с лязгом запирая дверь, в свою очередь поинтересовался:

— А вы кто?

Летеха, окинув меня пренебрежительным взглядом, повернувшись в Бергу (погоны которого были явно больше моих) представился:

— Обер-лейтенант фон Тарген. Офицер для особых поручений при штабе генерал-лейтенанта фон Гёца!

Женька удивился:

— И что вы на станции делали? До штаба дивизии отсюда далеко…

Лейтенант фыркнул:

— Разумеется, выполнял задание командования. А вот вы почему ночью идете? Ведь бронепоезд должен следовать через Обилово в десять утра? — а потом разглядев в свете слабеньких ламп боевого отсека глумливо ухмыляющуюся Гришкину рожу и чинно сидящего в сторонке Комаровского, недоуменно нахмурился — И что-то я не пойму, чего тут вообще происходит?

Вместо объяснений и не дожидаясь, когда Таргнен начнет дергаться, я сделал шаг вперед и просто приложил немца кулаком по затылку. Трофимов заботливо подхватил падающее тело и тут же избавил его от оружия. Василий Августович, наблюдавший всю эту картину лишь крякнул:

— Эк у вас ловко получается. Первый раз в жизни воочию наблюдаю настоящую работу наших военных и качество этой работы мне нравится!

Берг, связывающий свеженького пленного, на пару секунд отвлекся, несколько обиженно спросив:

— Так вы что же — даже воинские парады не видели?

Комаровский отмахнулся:

— Ну что вы, голубчик. Парад — это скорее балет. Хореография-с. А здесь именно работа. И всегда приятно наблюдать за хорошо сделанной работой. А уж смотреть как господа офицеры, при минимуме исходной информации принимают предварительные решения, а потом изменяют их в зависимости от складывающийся ситуации, доставляет истинное удовольствие.

Трофимов, заканчивающий обыск и положивший на столик, поверх разной карманной мелочи солидный портмоне, не вставая с корточек, страдальчески поморщился:

— Ну Василий Августович… Ну не офицеры мы. И не господа. И не благородия. Мы — товарищи красные командиры.

Старик пристукнул своей лакированной палкой: