Ломая спички закурил, продолжив:

— И сам прикинь — крымскую вольницу, мы за несколько дней распропагандировали так, что ребята сейчас успешно фронт держат. А этих, ничто не берет. Вот я и делаю вывод, что словами их остановить не получится. А вреда они приносят — куда там немцам с Красновым! Это мы, люди опытные и можем их бреду противостоять. Но если вот такие «Розы», на фронт попадут? Он ведь просто рухнет! Поэтому, выступаю за расстрел провокаторов!

Комитетчики от такого пассажа округлили глаза, но ответить никто не успел, так как наконец-то появился Лапин. Он решил свои вопросы в городе и теперь, ввалившись к нам, обвел собрание очумелыми глазами:

— Чур, там под конвоем, Роза Зильберт с товарищами стоит! Бойцы сказали, что арестовали их по твоему приказу! Тут, наверное, какая-то ошибка? Я ведь ее лично знаю. Это же старая большевичка!

Жестом остановив возбужденного Кузьму, я предложил ему присесть и вывалил все свои мысли по поводу «старой большевички» сотоварищи. Просто перечислил все их хотелки и дал свои выводы с прогнозом на будущее. Комиссар от всего происходящего, мягко говоря, охренел. Потом, тоже попытался влезть со своим «надо поговорить». На что я, открыв дверь крикнул в коридор — «Заводите арестованных» и обращаясь к трибуналу, громко подытожил:

— Да не вопрос! Вот эти контрики. Говорите. И насчет дисциплины и насчет военспецов, и насчет того, что из себя должна представлять Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Два часа вам на беседу даю. Все-таки, жизнь людская на кону. Но если убедить не получится, то повторюсь — решать судьбу провокаторов будем мы. Здесь и сейчас. И если они не осознают глубину заблуждений, то шлепну их, по приговору трибунала, недрогнувшей рукой.

Я специально говорил громко чтобы москвичи все услыхали. «Кожаные» аж с шага сбились, но вот «донна Роза» и глазом не моргнула. В принципе я так и думал — или фанатичка, или просто не верит, что ее (такую заслуженную и знакомую с самыми известными людьми) вот так запросто могут пришить. Эх дамочка… Это сейчас у вас не принято своих партайгеноссе к стенке ставить. Знала бы ты, как развернётся твой усатый товарищ, в нашем времени, в конце тридцатых… Хотя, честно говоря, я сейчас как никогда стал понимать Сталина. Вот как можно хоть о чем-то с такими уродами договариваться? Это же пипец какой-то. Даже современные «небратья», на фоне подобных «революционеров», кажутся эталоном вменяемости.

Ну ничего. Это просто значит, что сталинскими методами мы начнем работать раньше. И чем быстрее совершенно отмороженных террористов (а большинство революционеров, я считал именно террористами), помножим на ноль, тем лучше станет житься всем остальным людям в стране. Ведь сама идея социального государства очень хороша. Но подобные персонажи, в самых разных областях, выступают не то что ложкой, а целым ведром дегтя в нашей бочке меда.

Стоя в конце длинного казарменного коридора и глядя в окно, я даже отсюда слышал доносящиеся из-за двери визгливые вопли Зильберт, прерываемые неразличимым бубнежом мужских голосов. Слушая, думал при этом, что вот я и вляпался в большую политику. Теперь, как бы с трибуналом не повернулось, появятся враги на самом верху. Ну, то есть, не на самом-самом, но довольно весомые персоны. Да и ладно. Я ведь не Жилин и долго дискутировать с «товарищами» не стану.

Закурив, ухмыльнулся, представив смертельные разочарования тех революционных деятелей, кто решит всерьез занозить Чуру и почему-то вспомнился наш давний разговор с Иваном. Я ему тогда доказывал, что пришедшие к власти люди, в основном, по сути, очень мало чем отличаются от тех же игиловцев. А уж по методам, так вообще один в один. Поэтому у меня и отношение к ним «не фонтан». Жилин, на мой пассаж, как-то отстраненно и вроде даже невпопад ответил, что в России, все происходит в строго необходимое время. Я в начале не понял, к чему это, но он пояснил, что не будь революции, объединенные европейцы, во время второй мировой, уничтожили бы страну. Что Еврорейху, могла противостоять лишь социалистическая держава с соответственно воспитанным и переформатированным населением.

— Даже если представить фантастику, что царь успел бы провести точно такую же индустриализацию как при Сталине, один черт — проиграли бы. Невозможно было бы эвакуировать в таком темпе частные заводы. Невозможно было бы приобрести такое количество продовольствия у помещиков. Невозможно было бы переориентировать массу частных производств на войну. И пусть в армии, были бы сплошные военные гении, сражающиеся как львы, подвел бы тыл. Да и общие настроения в народе… Не встали бы дети и женщины к станкам…

Я попробовал возразить:

— Так, может, накала такого не было бы? Фрицы ведь пошли в крестовый поход против коммунизма?

Жилин, криво ухмыльнулся:

— В плане «Ост», не говорилось про коммунистов. Там говорилось про народы, населяющие Восточную Европу. И участь покоренных «унтерменшей» была бы вовсе незавидной, независимо от их политических предпочтений. Как показывает опыт будущего, запад нас хочет уничтожить не за тип общественно-экономической формации в стране, а просто потому, что мы существуем. Слишком уж их наши пространства влекут. Только вот, на беду евробанды, в России случилась революция, социализм и Сталин. Поначалу, многим людям казалось, что это ужас. Но, как выяснилось со временем, этот ужас был необходим, чтобы уберечься от гораздо более страшного кошмара.

Заинтересовавшись гипотезой, я спросил:

— Тогда, по твоей логике, после победы в Великой Отечественной, большевизм должен был плавно закончиться. Ведь угроза пропала.

Иван покачал пальцем:

— Шалишь! Там, почти сразу, подоспели операция «Немыслимое» и план «Дропшот»[51]. Про «Totality», «Чариотир» и «Флитвуд» я даже не говорю. Поэтому, опять пришлось напрягаться всей страной, в темпе делая ядерное оружие с носителями. А вот к семидесятым, был достигнут паритет. Держава полностью обезопасила себя. Тут-то и начался закат коммунистов. Постепенно, а потом все быстрее и быстрее они деградировали как в своем кругу, так и в глазах окружающих.

Развеселившись, ответил: