Вадим Алексеевич, морщась и потирая культю (протез, при долгой носке, создавал ему массу неудобств) пояснил что вот так, с наскоку, ничего сделать не получится. Не зря при изобретении орудия, расчет и конструирование лафета, занимает чуть ли не половину всего времени. Но я оказался упорен и в результате общего мозгового штурма, было найдено решение.
Полевая трехдюймовка, весит чуть больше тонны. Грузоподьемность «Праги» пять тонн. И в прицепе можно разместить еще пять тонн. Но это по шоссе. Поэтому урежем осетра, чтобы не насиловать движок на проселке, оставив половину[48].
Даже в этом случае получается, что само орудие с боезапасом и расчётом, грузовик потянет играючи. В смысле, непосредственно в кузове (грузовика или прицепа). А для того, чтобы трехдюймовку опускать-поднимать, необходимо присобачить простейшую механическую лебедку и сделать какие-то сходни.
Вот, насчет этого и договаривались. Ну а еще поговорил относительно наливняка. В смысле — машины с цистерной для горючего. Или нескольких прицепных двухосных бочек, для того же самого. Просто, как показал опыт войны с «державниками», бензина, в виде трофеев, нам тупо не доставалось. Поэтому, чтобы не встать с сухими баками в самый ответственный момент, с собой лучше возить хороший запас горючки. Так же, нам сделают просто прицепы к грузовикам. А то хабара бывает столько, что люди выпадают из кузовов на ходу.
В общем, этой интереснейшей работой занимались еще дней пять. Денег при этом, улетела просто куча. Ну а что вы думали, что пролетариат на голом энтузиазме будет вкалывать исключительно за пайку? Зря думали. Если хочешь получить качественное изделие, то за это изделие надо хорошо заплатить. Тогда и электроды найдутся и листовой металл, и пряморукие специалисты и дефицитные детали, которых вроде как и нет на заводе.
Но зато работая головой и руками я получал полное душевное расслабление. И даже время нашлось, большой компанией на пляж сходить. Народа у моря было не особо много, но как же я там ржал! Захлебываясь и запихивая полотенце в рот, чтобы не распугать окружающих. А все от вида купающихся. Точнее от их «пляжных костюмов».
Вообще-то мелкие мальчишки, не заморачивались и плескались голышом. Пацаны постарше, щеголяли в штанах от нательного белья. Девчонок не было вообще. Зато присутствовали дамы и кхм… джентельмены.
Так вот, при виде дам я познал дзен и пришло полное понимание песни — «На морском песочке, я Марусю встретил в розовых чулочках, талия в корсете». Увидав, что женщина при полном параде (то есть — в платье, в шляпе в каких-то гольфах и туфлях) заходит в воду, чуть было не бросился ее спасать так как подумал — «топиться идет»! Хорошо еще, что обратил внимание на спокойствие окружающих, и почти сразу увидал еще несколько дам, в подобных нарядах, бродящих по колено в воде. Это они вот так вот «купались». Ну понятно, что глубже заходить страшно, потому что в таких одеяниях даже мастер спорта по плаванию не выплывет. Как по нашему времени, такой вот «купальник», больше подошел бы строгой училке в школе. Там даже самые рьяные поборники нравственности не нашли бы к чему прицепиться.
А вот когда из кабины для переодевания вышел солидный, пузатенький мужик, вот тут меня и пробило. Даже ребята всполошились, посчитав что Чуру плохо. С огромным трудом, сквозь смех, удалось объяснить, что мне хорошо. Столь бурная реакция, произошла из-за того, что подобный пляжный костюм в полосочку, я видел исключительно в мультфильме «Каникулы Банифация». Общей прелести увиденной картине, добавляло солидное пузико гражданина, туго обтянутое тканью. Вот я и ржал до икоты.
В общем, подводя итог, можно сказать, что прошедшая неделя была, наверное, лучшим временем с момента попаданства. Море, солнце, завод, интересная творческая работа…
А потом, пришлось прерваться из-за приезда Фрунзе. С моей подачи, командующий фронтом научился пользоваться самолетом (разумеется, в виде пассажира) и теперь, пользуясь полным затишьем на Перекопе, на один день прибыл в Севастополь, для массового награждения героических морпехов.
Вернее, как получилось — в Севу, кораблем, было доставлено несколько ящиков с орденами и медалями. И пока я заполнял наградные листы (вернее, писари работали по спискам), все это держалось под охраной, в отдельном помещении. А когда прибыл командующий, настал долгожданный, для предвкушающего личного состава, день «Х». Действо обставили весьма торжественно — с оркестром, огромным столом, накрытым красной скатертью, приглашенными гостями и большой трибуной.
В начале говорил Фрунзе. Потом высказался я. Ну а далее уже взял слово комиссар. Вот что сказать — певец! Слушая Лапина, я очередной раз восхитился его владению словом и умению зажигать народ. Сами прикиньте эффект, если даже для такого циника как я, его часовая речь пролетела совершенно незаметно. Ну а потом, приступили непосредственно к раздаче заслуженных плюшек. Меня, с Кузьмой, Буденным и ротными, награждал Фрунзе. А потом, уже мы подключились, так как орденов и медалей было больше, чем на половину батальона. Чего тут говорить — даже Бурцев поймал на грудь «За боевые заслуги», потому что, проявив несвойственную себе прыть, умудрился (пока батальон штурмовал очередной эшелон) взять в плен четырех гайдамаков. Те, сдуру убегая не туда, чудом обойдя дозорных, попали в лапы кровожадного писаря.
Ну а ближе к вечеру, состоялся банкет. Точнее сказать — большое застолье, где бойцы с гостями пили как не в себя и уничтожали разные непайковые вкусняшки в огромных количествах. И все шло хорошо, но где-то через пару часов веселья, посыльный неожиданно выдернул командующего фронтом на узел связи. Меня это несколько насторожило. Неужели фрицы решили в очередное наступление пойти? Выбрали же момент, суки! Хотя вряд ли. Если бы там что-то началось, то штабные не тянули, а сразу телеграфировали. То есть, через десять минут, сообщение было бы у нас. Но ведь уже вечер, а ночами сейчас никто не воюет. Так что, вряд ли что-то на линии фронта произошло. Скорее, это какие-то общие дела.
Но еще через полчаса, появился тот же посыльный с сообщением, что товарищ Фрунзе вызывает меня с комиссаром. Пришлось, взяв охрану, ехать. На узле, застал нервно курящего Михаила, который увидев прибывших, расталкивая находящихся там взволнованно гудящих людей, бросился навстречу с длинной лентой сообщения в руках.
Так что у нас там? Ого! Даже ого-го! В сообщении говорилось, что председатель Совета народных комиссаров РССР, Владимир Ильич Ленин, сегодня, в девятнадцать часов, во время бандитского нападения на автомобиль, в котором он ехал вместе с женой и сестрой, был ранен. В тяжёлом состоянии доставлен в больницу. На данный момент, врачи борются за его жизнь.
Охренеть! Нет я что-то слышал о том, как вождя ограбил какой-то бандит. Но это вроде позже должно было произойти. Да и Ленин, вроде, без сопротивления отдав все что у него с собой было, тогда отделался легким испугом[49].
Но сейчас что-то пошло не так. Зараза! Как же не вовремя! Мы с Жилиным планировали, что сей авторитетный товарищ, должен протянуть на своем посту еще года два. То есть, до начала болезни. А потом, его постепенно Иван отодвинет. Зато теперь… Блин, теперь начнется такая свара, что лишь клочки по закоулочкам полетят! С другой стороны, может еще и откачают Ильича? Жилин, наверняка к этому все силы приложит. Так что тут все от врачей будет зависеть. Поэтому, пока ударяться в панику рановато. Нужно хотя бы несколько дней для того, чтобы оценить шансы.
В принципе где-то так и сказал Михаилу, отведя его в соседнюю пустую комнату. Пояснил, что Иван приложит все силы к выздоровлению вождя. Что организм у Ильича не старый и что хоронить Ленина рановато. Ну а тем, кто сейчас попытается, пользуясь его немощью, поднять голову и начать вякать что-то против политики, проводимой ленинцами-жилинцами, мы эту головенку моментом открутим. Не вступая в долгие политические дискуссии с оппортунистами, демагогами и прочими волюнтаристами. И что я к этому вполне готов. Переставший подпрыгивать Фрунзе, в свою очередь, так же подтвердил готовность к сворачиванию голов, и мы пошли в зал, чтобы успокоить остальных.
Ну а потом, восемь дней народ напряженно следил за информационными листками, в которых описывалось здоровье вождя. Включая даже пульс, дыхание и температуру. Бойцы тиранили наших медиков, требуя пояснений и толкований. Но, судя по всему, Ильич стал постепенно очухиваться, перейдя из тяжелого, в состояние средней тяжести. Только вот на девятый день, мне стало несколько не до этого, так как в батальон пожаловали гости. Я был в канцелярии штаба, когда в дверь постучали и появившийся боец объявил: