— Хорошо. А как вы будете останавливать бегущих в панике бойцов?

— Сознательный боец, не поддается панике!

Пипец… а пони какают радугой. Мля, теперь я понимаю, почему у Жилина глаз начал дергаться. Это же уму непостижимо! Как? Как вот эти долбоклюи вообще умудрились Гражданскую войну выиграть? Восемнадцатый, сука, год во дворе, а у них в мозгах сплошные завихрения. Хотя, с другой стороны, нормальных людей все-таки больше и эту «военную оппозицию» получается держать в рамках. Но вот сколько они офицерских судеб искалечили, за время своего существования? Сдерживая поднимающуюся ярость, спросил:

— А сколько вас всего из столицы приехало?

Баба, почуяв неладное, осторожно ответила:

— Товарищ Каменский направил в батальон морской пехоты только нашу группу. Но к чему этот вопрос?

Фух, аж от сердца отлегло. Значит, больше, никто не успеет напакостить. Они там у себя привыкли дискутировать, но есть вещи, в которых дискуссии недопустимы. И армейская дисциплина относится к ним в полной мере. Так что, поднявшись и окинув взглядом посетителей спокойно предложил:

— Ну что граждане. Поговорили, а теперь пройдемся.

Роза удивилась:

— Куда?

— Как — куда? Через двадцать минут начнется заседание военного трибунала батальона. Будет суд над организованной контрреволюционной группой, которая проникла в расположение нашей части с целью разложения личного состава, лишения боеготовности самого результативного подразделения Красной Армии — в этот момент один из кожаных рванул клапан кобуры, но получив стеклянной пепельницей в лоб, упал вместе со стулом, а я закончил — и покушение на его командира.

«Донна Роза» растерянно взглянув на павшего товарища, тут же начала орать. Правда, за револьверы, ни она, ни второй «москвич» уже не хватались. А я, передав «проверяющих» охране, выйдя из канцелярии, двинул к Григоращенко где уже собрались он и несколько краскомов, являющихся по совместительству и составом трибунала.

Народ был в совершеннейших непонятках по поводу сбора. А увидев скрипящего зубами Чура, вообще охренел. Ну, пришлось доводить до мужиков, причины такого состояния. Матвей Игнатьевич, услыхав мою интерпретацию разговора и общих побуждений приехавших варягов, лишь крякнул:

— От ведь как оно обернулось. Какие зловреды… Хм… А ведь еще месяца четыре назад, мы бы их в чем-то поддержали… Сами почти такими же были. Вы, Чур Пеленович, хоть нашу первую встречу вспомните…

Я ухмыльнулся:

— А теперь?

Григоращенко вздохнул:

— Оно и козе понятно — ошибаются товарищи. Смертельно опасно ошибаются. Ведь будь по-ихнему, они и людей положат и все наши революционные достижения просрут. Надо с ними поговорить, твердо указав на ошибки.

Криво оскалившись, я пояснил:

— С ними и Ленин разговаривал. И Жилин. И прочие люди из правительства. Я, вот, намедни поговорил. Как о стенку горох. Вот и смотрите — эти «товарищи» своими действиями развалят все воинские части, до которых дотянуться. Похерят переговоры с Деникиным. Отвратят от нас всех грамотных офицеров. И получим мы в итоге — фронт с немцами, фронты с самыми разнообразными беляками и полное отсутствие понимания что со всем этим делать, потому что войск у нас не будет. Будет просто толпа, наподобие той, что мы нашли в Крыму, когда только сюда прибыли.