— Это такие рыбы, — припомнил Азирафаэль.

— Не-не-не-не-не, — потрясая пальцем, возразил Кроули. — Млекопитающие. Самые что ни на есть. Разница в том, что… — Блуждая в болоте своей памяти, Кроули силился вспомнить, в чем же отличие. — Разница в том, что они…

— Спариваются на суше? — предположил Азирафаэль.

Кроули наморщил лоб.

— Н-не думаю. Нет, точно нет. Что-то такое с молодняком… Ладно, неважно. — Он взял себя в руки. — Все дело в том, что. Вот в чем дело. В их мозгах.

Он потянулся к бутылке.

— А что у них с мозгами? — спросил ангел.

— Большие мозги. В том-то и дело. Размерчик. Размер. Размер чертовски больших мозгов. А еще киты. Горы мозгов, уж ты мне поверь. Целое чертово море мозгов.

— Кракен, — сказал Азирафаэль, уныло глядя на дно бокала.

Кроули бросил на него долгий озадаченный взгляд, словно перед поездом его мысли на колею рухнуло бревно.

— А?

— Здоровенный шельмец, — ответил Азирафаэль. — Дрыхнет под толщей вод, в глубинах потаенных.[39] Под ракушками там и этими… прилипами, полипсами… короче, водорослями. И вроде как подымется на поверхность перед самым концом, когда моря закипят.

— Да ну?

— Точно.

— Так вот и я о том же, — согласился Кроули, откидываясь назад. — Море кипит себе, бедняги дельфины варятся в океанскую уху, а всем наплевать. И с гориллами то же самое. Они думают: ух ты, гляньте-ка, небо все красное, звезды сыплются, что это за траву нынче добавляют в бананы? И тут…

— Гориллы, они гнезда вьют, — заявил ангел, наливая себе очередную порцию. В стакан он умудрился попасть только с третьего раза.

— Ну да?

— Точно говорю. Я фильм смотрел. Гнезда.

— Это птицы, — сказал Кроули.

— Нет, гнезда, — упорствовал Азирафаэль.