Впрочем, она проводит одно важное различие.
– В 1990‐х, когда бушевал СПИД, я наблюдала, как монахини предлагают умирающим утешение. Христианские волонтеры ухаживали за всеми покинутыми мужчинами в заблеванной одежде. Я вдруг с разочарованием осознала, что нью-эйджеры не строят больниц и не кормят алкоголиков – они просто покупают самореализацию на кассе.
Впрочем, это палка о двух концах. Религия может не только помогать, но и вредить.
– Нет ничего лицемернее, чем господствующая религия, которая, как я сама видела, может нанести очень большой ущерб, – признает Фелисити. Аминь.
Я возвращаюсь мыслями к Тарен. Как бы все повернулось, если бы после смерти отца она не стала бесконечно ходить по экстрасенсам, а ударилась бы в католицизм – религию, которая утверждает, что предохраняться во время секса и делать аборт, пользуясь правом распоряжаться собственным телом, это грех, равно как и выбрать достойный способ умереть, если ты страдаешь от неизлечимой и прогрессирующей болезни, которая ежедневно заставляет тебя испытывать мучения. А еще признает грешниками твоего брата-гея и разведенную мать. При этом, если бы у нее были дети, их мог бы совратить какой-нибудь священник, которого, если бы все открылось, просто перевели бы в другой приход.
С учетом всего этого я очень рад, что сестра выбрала «женскую» индустрию духовных практик, а не патриархальную, тираническую и гомофобскую католическую церковь. На следующий день после нашего душещипательного разговора мы с Тарен провели день на пляже, вдвоем. Мы могли наслаждаться привилегией, доступной только братьям и сестрам, – просто быть рядом и часами молчать, ощущая лишь счастье и спокойствие.
Мы лежали на шезлонгах под зонтами, защищавшими нас от палящего дневного солнца. Она читала журнал, я – электронную книжку.
Спустя пару часов я бросил на нее взгляд. Она с головой погрузилась в статью. Мне стало любопытно.
– Что читаешь? – спросил я.
Она посмотрела на меня, потом на журнал и лукаво улыбнулась. Немного смущаясь, она повернула журнал обложкой ко мне, чтобы я мог прочесть название.
Мы хохотали минут пять. Наверное, некоторые вещи не меняются.
Глава 8
Проверка горем
Было кое-что, в чем древняя Айрис оказалась права, и это даже слегка пугало.
Айрис предупредила, что скоро у моей бабушки будет беда. Она произнесла это зловещим тоном. Она даже назвала Тарен бабушкино имя: Джойс. Я отмахнулся от этого. Да что она знает, подумал я.
После Лансароте я переселился к бабушке и последние дни в Лондоне провел у нее. Мы всегда были очень близки: для меня она стала второй матерью и одной из лучших подруг. Бабушка была рядом во все самые важные моменты моей жизни. Даже когда я открыл всем свою ориентацию – хотя на то, чтобы принять ее, преодолеть некоторые предрассудки, которые она усвоила, живя в откровенно гомофобной Британии, и переплавить это новое понимание в привычную гордость за своего внука, у нее ушло некоторое время.
Она была рядом, когда мне нужно было с кем-то поболтать: каждая чашка чая выражала ее глубокую привязанность ко мне, а каждый тост с сыром был словно поцелуй искренней любви.
Она была рядом, когда закончились мои самые долгие отношения, готовая выслушать и подбодрить, шепча: «Ты обязательно встретишь кого-то особенного. И мне не терпится с ним познакомиться».