Пришлось пойти на сознательный риск. Командующий фронтом поочередно снимал с линии обороны части и соединения для отработки марш-броска. Говоров с секундомером замерял скорость форсирования открытого участка. Непрерывными тренировками он довел ее с 24 до 4. В войсках было увеличено снабжение, чтобы у солдат появились силы и они хотя бы не шатались от голода.
Л. А. Говоров собрал руководство фронта на совещание 29 ноября и объявил о начале подготовки к новой операции по прорыву блокады Ленинграда. Ее главной отличительной особенностью по сравнению с предыдущими являлось то, что Ленинградский фронт выделял не меньше сил, чем Волховский: 7 стрелковых дивизий и 3 танковые бригады. Количество артиллерии по сравнению с сентябрьскими боями было увеличено с 300 стволов до 2 тысяч. На подготовку был отведен месяц. Все приготовления командующий приказал осуществлять в обстановке полной секретности, для чего в штабе фронта появился условный шифр «военная игра № 5», позже он стал операцией «Искра».
«Категорически были запрещены переписка и телефонные разговоры по вопросам предстоявших действий, распоряжения войскам, как правило, отдавались лично. Все передвижения войск и боевой техники проводились лишь в ночное время либо в нелетную погоду. Топить печи, разводить костры разрешалось только ночью, да и то внутри блиндажей, землянок и шалашей. Чтобы отвлечь внимание противника от реального направления главного удара, командование Волховского фронта провело демонстрацию подготовки ложного наступления в районе Мги. Эти меры себя оправдали. Правда, за несколько дней до операции немецкому командованию все же стало известно о подготовке советских войск к наступлению, но когда именно, где и какими силами будет нанесен удар, оно так и не узнало. Вот почему, учитывая назревавшую угрозу, командир XXVI немецкого армейского корпуса генерал Лейзер предложил отвести войска от Шлиссельбурга. Однако его предложение в самой категорической форме отклонил командующий 18-й армией Линдеман»[109].
Второго декабря Ставка ВГК утвердила план операции по прорыву блокады («Искра»), которую планировалось провести объединенными силами Ленинградского и Волховского фронтов — директиву № 170696:
«1. План операции по Волховскому и Ленинградскому фронтам утвердить.
2. Операцию ударной группы Волховского фронта проводит командарм 2-й Ударной армии под непосредственным руководством заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта Федюнинского. Командующий фронтом помимо своих обязанностей по фронту осуществляет наблюдение за действиями вспомогательной группы войск.
3. Операцию ударной группы Ленинградского фронта проводит командарм 67-й армии под непосредственным руководством командующего фронтом генерал-лейтенанта тов[арища] Говорова.
4. Готовность операции — к 1 января 1943 г.
5. Операцию при телефонных переговорах и переписке именовать „Искра“.
6. Координация действий обоих фронтов поручается маршалу Ворошилову К. Е.
Ставка Верховного Главнокомандования
И. Сталин»[110].
Название операции дал сам Верховный главнокомандующий. И. В. Сталин, комментируя свой выбор, объяснял: все предыдущие попытки прорыва блокады провалились, но теперь из «искры» должно разгореться «пламя».
Этот небольшой нюанс говорит о том, что других шансов Говорову и Мерецкову Сталин не даст. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Леонид Александрович это прекрасно понимал.
«На столе лежали только раскрытая общая тетрадь и часы. Говоров говорил с обычной своей суховатостью. Фразы сжатые, видимо, давно отшлифованные наедине с собой.
— Фронт форсирования Невы — 13 километров, от Невской Дубровки до истоков. Встреча с наступающими частями Волховского фронта — в районе Синявина. В первом эшелоне у нас будет четыре стрелковые дивизии с бригадой легких танков, во втором — три дивизии и две бригады тяжелых и средних танков. Ввод в бой второго эшелона — не позднее вторых суток операции. Переправа тяжелых танков по льду не должна быть задержана ни на один час»[111].
Задачу переправы танков пришлось решать Инженерному управлению фронта. Всем было ясно, что к началу января толщина льда будет недостаточной, чтобы выдержать вес среднего танка, не говоря уже о тяжелых. От армирования льда металлическими тросами отказались сразу, памятуя, как прошлой зимой один из первых танков, прошедших по такой дороге, «попал в запорошенную снегом полынью, загородив путь всем остальным. Так и простоял до весны, пока не утонул вместе со всеми тросами»[112]. И все же инженеры нашли выход. Начальник технического отдела майор Л. С. Баршай предложил дерево-ледяную балку, колейный настил, поперечины которого — шпалы — будут закреплены ко льду сквозными болтами. Болты смерзнутся со льдом, и настил как бы приварится ко льду. Но не обошлось и без курьезов.
Говоров как раз изучал смелый проект инженеров, когда в кабинет к нему вошел К. Е. Ворошилов, прибывший в Ленинград в качестве представителя Ставки. Ворошилов заинтересовался проектом и решил лично присутствовать на испытаниях. На следующий день настил был готов. На лед сначала выходят легкие танки Т-60. Они быстро пересекают полукилометровую реку прямо по неусиленному льду. Саперы взрывают грунт на другом берегу, чтобы облегчить танкам подъем. После этого по «пришитой» дороге выходит на лед Т-34. Сначала машина идет ровно, хорошо, но через 150 метров лед угрожающе трещит, в следующее мгновение под танком расползаются трещины, бруски колом вздыбливаются и танк медленно, словно нехотя, опускается в воду. Ворошилов в ярости. Говоров более спокоен. Приказывает разобраться в причинах неудачи. Оказалось, болты еще не успели смерзнуться со льдом. Надо было проводить новые испытания. Но еще один танк Говоров наотрез отказался давать: «Другого не дам. Вытаскивайте утонувший…» Вытащили. Через несколько дней провели еще одно испытание. Танк четыре раза прошел по колейному настилу.
В декабре 1942 года произошло еще одно значимое для Говорова событие: к нему из Москвы приехала жена — вопреки его строжайшему запрету. Просто потому, что любит и считает себя обязанной в этот сложный период находиться рядом с мужем. Надо сказать, что с самого начала войны Леонид Александрович писал своей жене трогательные и нежные письма, за которыми не видно обычной сухости, сдержанности. Словно в письме домой спадала вся эта военная шелуха и Говоров позволял себе быть таким, какой он и есть на самом деле: верным и любящим мужем, заботливым отцом. Вот некоторые отрывки из этих писем, любезно предоставленные автору книги внуком Леонида Александровича: «Моя милая, дорогая, ненаглядная Лидочка!
Прошел уже месяц, как мы расстались, и я не имею сведений о тебе. Моя дорогая, со мной все благополучно, жив, здоров и полон энергии, чтобы, как и в Финляндии, выполнить все, что требует Родина. Недостает мне сведений о тебе, пиши скорее: как живешь, как здоровье твое и Ледика [так в семье называли сына Владимира. —