Артиллерией Ленинградского фронта командовал полковник Г. Ф. Одинцов, которого, как было отмечено выше, Говоров отлично помнил по работе в Артиллерийской академии еще до войны. Встретившись в совершенно иных ролях, Говоров коротко сказал: «Я рад, что Вы здесь командуете артиллерией». Два артиллериста понимали друг друга с полуслова. Результат не заставил себя долго ждать. Активность вражеской артиллерии снизилась. Разрушения города уменьшились в два раза.
Объехал Говоров и передний край обороны по всему фронту.
Войска находились в плачевном состоянии. Голодные, изможденные люди, неделями не мывшиеся, по колено в талой весенней воде. Ходы сообщения обваливаются. Вместо насыпей перед окопами по всей линии обороны — горы замерзших трупов — так мертвые спасали живых от немецких пуль. Несмотря на возражения командиров дивизий, Говоров приказывает вырыть окопы в полный рост, похоронить убитых, возвести насыпи по всем канонам военной науки. Голодные солдаты брали в руки кирки и лопаты, долбили еще не оттаявшую землю. Говорову этого мало. Перед начальником инженерных войск фронта Б. В. Бычевским (будущим биографом маршала) он поставил задачу по развитию траншейной системы в дивизионных полосах обороны:
«— Не все у вас продумано. Больше заботитесь о жесткой обороне… Траншейную сеть надо постепенно развивать не только в глубину, но и вперед, в сторону противника.
Когда я прямо спросил командующего о перспективах перехода в наступление, он глянул искоса и проворчал:
— Рано вам об этом знать. У вас пока и для обороны дел хватает… Но то, что я сказал, учтите…
Изучая позиции отдельных пулеметно-артиллеристских батальонов, переданных в свое время из укрепленных районов стрелковым дивизиям, Говоров заметил:
— Запущены батальоны. Будем снова превращать их в самостоятельные части и восстанавливать укрепрайоны. Это позволит высвободить и отвести с передовых позиций несколько стрелковых дивизий»[84].
Вывод с передовой в резерв целых дивизий был неслыханным делом для Ленинградского фронта на тот момент. Военный совет фронта поддержал идею Говорова.
«Побывал он и на оторванном от общей линии фронта участке обороны — в Приморской оперативной группе, на так называемом Ораниенбаумском плацдарме. […] Туда пришлось лететь ночью через линию фронта и Финский залив. Говоров взял с собой в двухместные самолеты У-2… Никто не испытал большого удовольствия от этого перелета — в кромешной тьме, под зенитные разрывы»[85].
Командовал оперативной группой генерал-майор А. Н. Астанин. В его распоряжении находились 48-я и 168-я стрелковые дивизии, 2-я и 5-я бригады морской пехоты, один артиллерийский полк, танковый и инженерный батальоны. Также группу поддерживали береговые форты Балтийского флота.
«Немцы держали против Приморской оперативной группы тоже незначительные силы. Характерным здесь было то, что нейтральная полоса, разделявшая стороны, достигла местами нескольких километров: ни наши войска, ни противник не хотели лезть в низины, болота, бездорожные места. Но это повлекло за собой ярко выраженную пассивность обороны. Штаб Астанина и командиры дивизий поверхностно знали противника, артиллерия располагалась без четкой системы, в развитии инженерных позиций была видна только одна перспектива — статус-кво.
…Говоров осматривал участки войск угрюмо, раздражался, выслушивая путаные доклады, и наконец резко бросил упрек всем его [Астанина] сопровождавшим: „Лапу, что ли, здесь сосали всю зиму?“»[86]. Тем не менее Говоров мгновенно оценил роль плацдарма, прикрывавшего Кронштадт, и незаменимость артиллерии знаменитой «Красной горки», сильно тревожившей оборону финнов в направлении Куоккалы, Териоки, Райволы на севере, а на юге — немецкие войска в Копорье, Дятлицах, Ропше.
Также ревизии подверглись все армии фронта. Говоров остался недоволен качеством фортификационных сооружений, глубиной окопов и ходов сообщения. По всему фронту начались земляные работы. Голодные солдаты вгрызались кайлом и лопатой в не оттаявшую после зимы землю, материли командование почем зря, но результаты проявились сразу же: резко сократилась смертность в первой линии обороны советских войск.
Отдельные изменения коснулись 42-й и 55-й армий. По замыслу Говорова, на южном фасе фронта сосредоточили большую часть артиллерии для ведения противотанковой обороны. В итоге «на главном направлении 42-й армии на фронте в 24 километра было образовано 28 противотанковых районов и батальонных противотанковых узлов с 760 орудиями. Таким образом, плотность орудий противотанковой обороны составила чуть более 31 орудия на один километр фронта»[87]. Это позволило отвести с южного направления несколько дивизий и направить их в резерв фронта[88].
Так постепенно ослабленный голодом, боями и частой сменой командования фронт наращивал свою мощь. В изучении документов и директив Говоров был педантичен до сумасшествия и привил эту педантичность своим подчиненным. Современные историки обязаны именно Говорову обилием документов и приказов, позволяющих детально проследить ход обороны Города. Командующий заставлял фиксировать каждый шаг, любое решение, вплоть до графика дежурства по кухне. Или это сам Город рукой командующего писал свою летопись?
С середины июля началась энергичная подготовка к наступательным действиям. Говоров часто приезжал на Пулковские высоты, подолгу находился на наблюдательном пункте 21-й стрелковой дивизии полковника М. Д. Папченко{14}. По его приказу была разработана частная операция по выравниванию линии фронта в районе Урицка и Старо-Паново. 20 июля началось наступление на этом направлении. В первые дни наступления советским войскам удалось выбить немцев из Старо-Панова, но вскоре противник стал перебрасывать к Урицку свои подкрепления. Активизировался Колпинский участок. Части 56-й и 268-й дивизий атаковали Ям-Ижору. К началу августа уже четыре стрелковые дивизии вели наступательные бои. Говоров прощупывал немцев, заставлял Кюхлера использовать резервы, отслеживал скорость переброски войск, артиллерийские расчеты, плотность огня. С точки зрения освобождения оккупированных территорий успех этих операций был незначительным, но сам факт наступления на отдельных участках заставлял противника нервничать. Говоров искал ключ к последующему наступлению. И, конечно, он думал о возможном наступлении немцев.
Вскоре Говоров сообщили из центра, что замечена переброска под Ленинград из Крыма частей 11-й армии генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна. Того самого Манштейна, который был автором победоносного наступления немецких войск во Франции в 1940 году. Говоров понимал, что времени не осталось: противник готовит операцию по захвату Ленинграда. Вскоре разведка доложила комфронта о перегруппировке войск противника, появлении новых частей под Ленинградом. Так, в районе Тосно и Вырицы были замечены подразделения 5-й горнострелковой, 61-й и 250-й (испанской) пехотных дивизий. «Из Красногвардейска донесли о сосредоточении 12-й танковой дивизии и 185-го штурмового дивизиона. Под Ленинградом появились осадные артиллеристские орудия большой мощности, в том числе и 420-миллиметровая [пушка] типа „Берта“»[89].
Сейчас мы знаем, что Гитлер готовил разгром Ленинграда в сентябре 1942 года. В Директиве № 45 от 23 июля 1942 года за его подписью говорилось: «Группе армий „Север“ к началу сентября подготовить захват Ленинграда. Операция получает кодовое название „Волшебный огонь“. Для этого передать группе армий пять дивизий 11-й армии наряду с тяжелой артиллерией и артиллерией особой мощности, а также другие необходимые части резерва главного командования»[90].
По замыслу немецкого командования на первом этапе операции немцы должны были форсировать Неву и соединиться с финской армией, полностью отрезав Ленинград от снабжения по Ладоге. На втором этапе — войти в город, уничтожить войска Ленинградского фронта и полностью захватить Ленинград. Наступление должно было начаться 14 сентября 1942 года.