Сима закончила тем, что мыть тарелки и возить бревна в таких невероятно тяжелых условиях вообще не эквивалентно.

Она попросила на минутку ее простить: она должна пойти поразвешивать портянки парней. Парни стояли сегодня в воде и очень промокли, надо высушить их портянки.

Сима, наверное, задержалась во дворе, потому что, когда вернулась, рогачевец уже спал. В бараке теперь было темно. Только одна лампа светила над головой Менделя. Сима протиснулась между всеми кроватями к Менделю. Он не спал. Лежал с раскрытыми глазами и смотрел. Сима наклонилась и заглянула в его глаза. Они были широко раскрытые и влажные. Когда она хотела выпрямиться, то почувствовала препятствие: Мендель обвил ее шею руками и не пускал.

— Пусти, Мендель.

— Сима, постой немножко вот так, — просил Мендель. — Ты славная девушка, Сима.

— Ну, ну, об этом в другой раз.

— Пусти меня, прошу, я оденусь. «Швайцарка» ослабела. У нее один рог… И слезы текут у нее очень. Пусти меня к ней.

Сима дернулась и вытянула голову из рук Менделя. Она положила маленькую девичью руку на его лоб. Он был холодный. По всему бараку гудел на все лады храп.

— Чего ты придуриваешься, Мендель? Жар у тебя совсем прошел.

— Сима, я тебя очень люблю. Пойди, посмотри «швайцарку». У нее очень слезы текут, и она не ест.

Девушка укрыла Менделя и направилась к дверям. По всему бараку гудели на все лады храп и сопение. Она нащупала двери и вышла. За дверями храп еще гудел в ее голове.

… Сейчас, когда Менделю полегчало, можно было бы что-нибудь сделать. Но дождь все льет и льет. Лес возить сейчас нельзя. Сено косить нельзя. Сима предложила бы теперь привести в порядок всю сбрую. Некоторые шлеи починить; перебрать вожжи и все промазать дегтем; коней надо подкормить, чтобы все кости у них спрятались. Да и телеги надо в порядок привести. Но лучше всего было бы, если бы выбраться в село и привезти еще одну корову и пару свиней. Если Сима не обеспечит всю коммуну молоком, салом и мясом, она дает голову на отсечение.

— Кому нужно ее сечь, — шутит один. — Дай сюда, мы ее лучше расцелуем.

— Ты про поцелуи забудь, — отзывается другой как бы невзначай. — Есть уже кому целовать Симу.

— Кому, например? — разворачивается разговор. Сима уже вся красная, пылает. Она отворачивается, расстегивает мужской пиджачок, который носит последнее время, вынимает из-за пазухи ордер от старшего агронома. Это она у него добилась ордера, чтобы закупить еще одну корову и пять свиней. Но кого послать?

О, о, Мендель уже наготове. Он уже совсем здоровый, он чувствует себя сильным, как двое коней.

Удивительно, настоящий командир получился из Симы. А когда она надела этот пиджак, то уже приказывает, и все. Но Симы уже нет. Она покрутилась между кроватей, на ходу застегивая пиджак и приглаживая пушистые зачесанные волосы, вышла. Скоро она вернулась и сказала, что пару коней уже запрягли. Нехем и Вова могут ехать. Коммуна снова шутила и смеялась. Парней распределили, и все принялись за разные работы в бараке.

…Был хороший день, солнечный и теплый. Глинистая земля проветрилась, и можно уже было ехать. Следующие дни тоже были солнечные и теплые, очень теплые. Для дома привезли очень много леса, надо было только закончить крышу. Мендель таскал парней, чтобы привезти дранку с «двадцать второй версты» и помочь как можно быстрей закончить дом…

Сима теперь снова спорила с Менделем и каждый раз краснела. Сейчас стоят хорошие дни, и Сима подгоняла молодых коммунаров, чтобы помогали пахать. В их распоряжении есть теперь трактор, надо быстрей распахать и что-нибудь посеять.

— Что, Симочка, из-за того, что ты в комиссии, чтоб пахать землю, то и тянешь теперь парней к себе. Чудной человек эта Сима: работать должна только та комиссия, к которой она принадлежит.