Одно вызывало досаду у Симы: она не ладила с председателем коммуны. Чтобы с ним говорить, она должна была спорить из-за каждой мелочи и краснеть. Это же человек, как тот кремень. Ему хочется, чтобы его коммуна занимала видное место. И видной во всем: пусть сейчас привезут лес и сразу примутся строить дом, чтобы таки сейчас начали пахать и тут таки на месте начали сажать хотя бы картошку; надо постараться, — кричал он, — получить несколько коров и завести молочное хозяйство; и он ничего не имел против, чтобы выполнить просьбу агронома и выделить пару коммунаров инструкторами.

На последнем слове Сима ужасно вспыхнула. Это уже не от стыда. Это был только гнев. Действительно, коммунары больше знакомы с сельским хозяйством, но прежде всего они приехали сюда не затем, чтобы демонстрировать свою мудрость. Они приехали в Биро-Биджан создать образцовое хозяйство. Они не должны останавливаться перед трудностями. Такая, например, серьезная проблема, как гнус, их не остановит. Это глупость. А если надо будет работать еще несколько часов в день, то никто не будет торговаться. Но хвататься за все сразу, — значит, ничего не сделать.

Удивительно было смотреть на Симу, которая вдруг стала такой разговорчивой. А тем более, что она уже даже спорит. Да еще с кем? С «Менделем Кремнем». Молодец, молодец. Сима! Компания ее поддерживает.

Этого уже Сима не могла выдержать. Вся голова ее, лицо, уши, даже веки, и те вспыхнули. Казалось, что и волосы на голове пылают. Она быстро повернулась и пошла хлопотать с корзинами, там что-то перекладывать и искать.

Потом, подняв голову, она, с двумя кусками материи в руках, усмехнулась и как будто рассердилась:

— Мамочка моя, как это у людей до такой степени нет вкуса. Материя годится только на фартуки для девушек, а эти умники взяли ее на брюки.

Все знали, что это не такое горе: из этой материи неплохие брюки для парней выйдут. Она темная и крепкая. Но ничего, пусть посердится Сима. Все заразились ее насмешкой, шутили над ее замечанием, а Сима уже причесывала пушистые причесанные волосы.

Внезапно она повернулась к двум парням и показала на них пальцем:

— Ты, Нехемко, и ты, Вова, остаетесь сегодня дома.

— Еще чего доброго, — обернулся председатель с таким видом, по которому никто не мог узнать, чего он хочет.

— Прошу тебя, Мендель, сегодня помолчи. У них сапоги совсем потрескались, а они должны косить сено. Им придется стоять в мокроте, и они насмерть застудятся.

— Эт! — махнул рукой Мендель.

Собственно, Мендель хотел сегодня занять двух парней. Он хочет сегодня поехать и привезти несколько коров. Да и надо было бы послать хоть одного парня на тракторные курсы: сегодня начинается учеба. Но он сегодня от всего отказывается, потому что надо допахать делянку и наконец засеять ее. Сегодня хорошее время, можно накосить немного сена, да и лес надо возить и возить. А она там несет что-то про рваные сапоги.

— Мендель, не показывай свою твердость. Если они заболеют, то хуже будет.

Сима обернулась и вытащила из-под кровати несколько пар сапог. Потом выбежала за дверь и, мигом вернувшись, стала что-то делать.

Коммунары позавтракали и стали собираться на работу. Председатель, казалось, угрюмо заглядывал в книжечку, отрывистыми тихими словами распределял между парнями работу и у себя что-то записывал.

— Сегодня никто ни на какую работу не пойдет, — краснела Сима. — Сегодня только пилят и возят лес на стройку.

— Сима! — сердито посмотрел на нее председатель.

Сима отвернулась, подошла к подушке, вытащила какую-то бумажку и ткнула ее председателю под самый нос. В этом протоколе черным по белому написано, что домовая комиссия (комиссия, чтобы строить дома), когда считает необходимым, имеет право снимать с любой работы, посылать возить лес и помогать строить. За это все единогласно поднимали руки, и Мендель, сердитый председатель, в том числе. Сима — председатель домовой комиссии, и никому сегодня не позволит никуда идти, кроме как возить лес.

Сима уже покраснела и отвернулась. Она расстегнула мужской пиджак, который носит в последнее время, вытащила из-за пазухи какую-то бумажку и выкрикнула: