Копель аж задыхался и утирал пену со рта. Потом снова сел на лавку и, скрывшись, бубнил:

— А вот же Гедреша послали?.. Он еще вякает. Как Гедреш, так совсем старик. А его тоже послали. Как Гедреш пел на «Евбазном» базаре, то это разве лучше? Это тоже не лучше. Это еще хуже. А его тоже послали. Работать послали. А он же таки и за холодную воду не возьмется. Вот байстрюки на мою голову, — тяжело дыша, закончил Копель.

Но никто его уже не слышал. Тут на станции «Слюдянка» поезд будет стоять долго. На улице уже светает. Нечего и говорить: Байкал таки необыкновенно хорош. Фройка разбудил бы всех переселенцев, чтобы и они посмотрели, но боится, чтоб они его не спросили о чем-нибудь, а он не будет знать, что ответить. Тут бы нужно иметь такого человека, чтобы рассказывал. На следующей станции «Мурина», где справа такие огромные горы, покрытые снегом, а слева синяя-синяя вода, еще льдом у берегов скована, — вот на этой станции надо было б иметь такого человека, чтобы все рассказывал и объяснял.

Да и во всем путешествии нужен такой человек, чтобы рассказывал, и разъяснял, и показывал кино. Чтобы веселей было переселенцам. А тут говори, если нет никого.

Ханка просит, чтоб закрыли двери. Утром оно таки холодно. Ханка не может терпеть холод. Пусть парни занесут еще несколько поленьев, она снова затопит.

Ханку слушаются. Ханка тут большая цаца. Одна девушка на весь вагон. Хотя тут есть еще одна, Маня ее зовут, но она еще в Красноярске хотела у дежурного станции расписаться с Гришкой-извозчиком.

— А чего ж, от Ряжска он спит возле меня, Гришка, то я его таки люблю, — с улыбкой пояснила Маня, дергая верхней губой с бородавкой на ней.

А в Иркутске Маня и Гриша, кажется, таки расписались, потому что они уже берут себе отдельные обеды на переселенческих пунктах, пьют из отдельного чайника чай. И уже целуются при всех…

Но Ханка этого ни за что не будет делать. Ханка дала слово матери, что заберет их туда. С рундучка с квасом теперь не разживешься. Разве только лечь и умирать. Да еще и о младшем брате надо позаботиться.

Ханка и правда разговаривает, как взрослый человек. А если она раскраснеется возле печки, а потом оправит черную сатиновую кофточку, тогда из нее получается такая пригожая девушка. Самая лучшая девушка тут в вагоне, да и во всех вагонах.

Беня таки хочет ей сказать. Беня знает Ханку с самого Киева: она иногда приходила к ним в дом для подростков. Но тогда она не была такой красивой. Тогда он не замечал, что у нее такие красивые щеки. А когда она закатает рукава, то у нее и руки красивые. Очень красивые у нее ямочки на локтях. А еще он хочет ей сказать, чтобы она чаще топила печку. Тогда у нее горящее лицо, и тогда она всем нравится.

Но Ханка таких слов, наверное, не захочет слушать. Она разговорилась с Фройкой-гончаром. Ханка на ребенка похожа рядом со стройным широкоплечим Фройкой. Но разговаривает она, как взрослая. Фройка ей все разъясняет. И Фройка говорит, что там, в Биро-Биджане, наверное, разрешат торговать не только квасом, а и глиною тоже. Хоть глина, конечно, хороший товар, если б его фининспектор только не трогал. И что там можно наладить такую работу, чтобы совсем не надо было торговать.

Например, Фройка немного понимает в яйцах. У него есть приятель, который торгует яйцами, вот и Фройка немного разбирается в этом. Поэтому он знает, что одно яйцо не очень заметно. А как положишь к нему второе, то уже парочка. А там уже, смотри, и десяток. Десяток к десятку — получается сотня. И так еще и еще. Складывают несколько ящиков яиц. Потом их отправляют пароходом. Там тех пароходов, как песка в море. Так и зарабатываешь хорошие деньги.

А если захочется, то можно распахать несколько десятин. Завести несколько коровок. Да и такое закрутить, чтобы люди смотрели и завидовали.

Но Беня не любит таких разговоров. Беня куда моложе Фройки. У Бени к тому же короткая шея. Голова у него прямо таки на плечах стоит. Но руки у него большие, крепкие, загорелые на солнце. И он знает наверняка, что в Биро-Биджане будет сила-сильная работы. Вот едут. Вот он, например, едет через большие леса. Взять, к примеру, такой лес целой командой подростков да перенести его в город. Там наказать заведующему, чтоб вытребовал деньги. Создать крепкую хозяйственную комиссию. А с такими деньгами комиссия и сама будет знать, что можно делать…

… С утра возле печки начала собираться толпа. Каждый из прибывших высказывал свою мысль: что это за Биро-Биджан, и что там будут делать? Шум нарастал, толпа увеличивалась.

Потом уже все встали с лавок. Лежали только Гриша с Маней. Впрочем, и они не спали. Маня то и дело оборачивалась, улыбалась, дергала верхней губой с бородавкой на ней и только целовалась, чтобы все видели.

Ну да, наверное, они уже в Иркутске расписались. В душный чадный вагон врывается свежий холодный воздух. Справа от вагона еще до сих пор видна гряда с островерхими белыми шапками. Слева — видно, все тянется широкий синий Байкал, который мог бы поразить своей красотой, если бы кто-нибудь рассказал про него.

Но никто ничего не рассказывает, и знают о нем очень мало. Известно только, что сейчас будет станция Танхай. Там поезд будет стоять примерно час. Будет чай. Там жители с интересом будут расспрашивать про чудных пассажиров — переселенцев. Им все расскажут, и они будут всему удивляться.

Беня, очень сознательный комсомолец, будет хвалиться, что едут аж в Биро-Биджан. Там все евреи станут трудящимися. А если там будут жить много евреев, то будет тогда еврейская страна. А если все евреи будут работать, то в Биро-Биджане будет социалистическая республика трудящихся евреев.