Гэлле улыбался, покуривая трубку с длинным белым мундштуком, и кутался в шерстяное пончо от заигрываний сентябрьского ветра – в этих краях, как хорошо знал верхолаз, осень приходила очень рано. Заметив, что зеркальная личина повернулась в его сторону, отшельник улыбнулся еще шире, приглашающе взмахнув рукой.

Цикл выбрался наружу. Ветер тут же бросился обнимать его, как родного, с треском распахнув полы длинного красного плаща. Хрустя камнями и стараясь не поскользнуться на светло-зеленом мху, мужчина начал подниматься.

– Здравствуй, Гэлле! – Витторио приветливо вскинул руку в красной перчатке. – Не помешал визитом?

– И тебе не болеть, сорванец, – покивал тот, оправляя лезущие в лицо длинные седые пряди. – Зачастил к старику, зачастил. То с весны не виделись, а тут дважды подряд… – Он откровенно насмехался над молодым человеком, покусывая мундштук крепкими белыми зубами. – Может, мне приказать своим las almas perdidas построить тебе личную хижину?

– Все бы тебе смеяться… – Цикл осторожно и искренне обнял воспитателя. – Мне нужен совет, бокор.

– Сюда за другим и не приходят.

Глядя на запад, за предел бесконечного бездонного океана, Гэлле выбил трубку, выточенную из прочного древесного корня. Выбил прямо о широкую морщинистую ладонь, прикрытую бежевым с красными узорами краем пончо. Смахнул угольки, заткнул мундштук за пояс и вынул из-под полы неразлучный ассон – небольшую хунганскую погремушку из темно-желтой тыквы.

– Ты еще не применял травы, которые я дал тебе? – вдруг спросил он, меняя тему.

– Нет, – честно сознался Витторио, испытывая неловкость. – Пока терплю. Надеюсь отсрочить следующую операцию. Но я обязательно…

– Сними-ка шлем, сорванец.

Гамба замешкался.

Снимать герметичную маску, подставляя лицо кусачему ветру Южных Кордильер, совсем не хотелось. Перечить властному круглоликому старику – тоже. Тот нахмурился, нетерпеливо взмахнув ассоном – ну же, чего медлишь?!

Расстегнув ремни под затылком, Витторио осторожно стянул шлем, передняя часть которого казалась отлитой из жидкого зеркала. Вот уже четыре года верхолаз позволял себе полностью избавляться от масок лишь в местах, исчисляемых пальцами на одной руке, а тут…

Гэлле не дал опомниться или насладиться необычностью момента.

Выбросил к его голове ладонь, едва коснувшись шрамов на щеке и шее. Что-то неразборчиво прошептал, тряхнул погремушкой. Змеиные зубы, птичьи лапки, лакированные глаза и бусины, украшавшие ассон, ответили на приговоры человека. И уже через секунду Гамба почувствовал, что острые иглы, раздирающие его плоть, вдруг отступили, почти исчезли. Облегчение стало таким неожиданным, что итальянец чуть не пошатнулся.

– Спасибо, – сдержанно ответил он, удержавшись, чтобы не ощупать лицо, с которого, казалось, вообще исчезли увечья. – Это… это было мне так нужно.

– Ты знаешь, как отблагодарить старика, сорванец. Кстати, я уже говорил тебе, что раны на твоем лице не просто дырки в коже? Говорил, что это проклятие?..

– Сто раз, старик, сто раз… – Цикл улыбнулся, почти не испытывая боли, а оттого мысля свежо и с кристальной чистотой. – Может, уйдем с ветра?

Он далеко не сразу сообразил, что все еще держит шлем на сгибе локтя.

– Лучше прогуляемся, – беспечно ответил Гэлле, кивнув на голые коричневые склоны. – Сейчас тебе нельзя в умфро. Многие духи Лоа хотят твоей смерти. Убеждают меня в ее необходимости. Лучше не тревожить их лишний раз…