― Похоже на то.
― А это была неприятность? ― спросила она его. ― Меня никогда раньше не арестовывали, а уж тем более не проводила время в камере.
― Это стоило того, чтобы добраться до правды, ― сказал он.
― Я не знаю, ― возразила она.
― Конечно же, ― заверил он ее. ― Ты же теперь на свободе.
― Я имела в виду Стефана.
― Ох, его.
― Да, его. Ты до безумия напугал старика, ― и, когда он ничего не сказал, она добавила, ― тебе кажется все равно.
― Я не пугал старика до безумия, ― объяснил Том. ― Я допрашивал кого-то, кому сошло с рук убийство, произошедшее много лет назад, или по крайней мере, того, кто помогал своему брату избавляться от тела. Всю свою жизнь, Стефан избегал наказания за то, что он и его братья сделали, никогда не отвечал за это. Ни один из них. Генри Кольер должен был отправиться за это на виселицу. Вместо этого, он шел по жизни так, будто ничего из этого не случилось.
― Ты не можешь этого знать.
― Он убил своего соперника, а затем женился на девушке, ― сказал Том, ― получил жену, которую хотел, продолжил заниматься учительством, даже стал директором, а все это время тело Шона Доннеллана гнило на том поле на краю деревни. Боже, Хелен, хоть что-то из этого тебя трогает?
― Да. Я уже говорила тебе это, но его дурачок брат не был в этом виноват.
― Он помогал хоронить бедного ублюдка, разве нет? А затем молчал об этом все эти годы.
― А какой выбор у него был? Он жил со своими братьями. Он был полностью зависим от Генри, ― затем она добавила: ― пока они не увезли его в психлечебницу.
― Было уже слишком поздно доносить на своего брата, и никто не поверил бы.
Том вздохнул. ― Другие братья почти так же виноваты, как и Генри. Даже по сегодняшним меркам, они бы провели приличный срок в тюрьме. Ты же знаешь, что это так. Вместо этого, они остались безнаказанными.
― Может и так.
― Ты же знаешь, что я прав, Хелен, ― сказал он ей с уверенностью, ― глубоко внутри ты знаешь, что я поступил правильно. Если бы я не напугал этого старика, мы бы все еще рыскали вокруг, пытаясь узнать правду.
― Может быть, ― уступила она, ― но я ничего не могу поделать с тем, что ты теперь нравишься мне из-за этого чуть меньше.
― Ха, ― фыркнул он, ― и в чем конкретно для нас разница сейчас?