— Ага, интересное место. Там товарищ Киселёв возмущается словами Ленина. Чуть ниже смотри, речь Киселёва, цитирую: "Я не знаю, что я — на крестьянском съезде, что ли, где меня крестьяне за полу тащили? Надеюсь, что съезд примет во внимание подобное заявление но, несмотря на его постановление, он не заставит меня стрелять в своих товарищей из пулемёта".

Мама большими глазами смотрела то в книгу, то на меня, а я продолжил:

— Председатель: "Для добавления имеет слова товарищ Ленин". Ленин: "Товарищи, я очень сожалею, что употребил слово "пулемёт", и даю торжественное обещание, впредь и образно, таких слов не употреблять, ибо они зря людей пугают, и после этого нельзя понять, чего они хотят. Никто не из какого пулемёта ни в кого стрелять не собирается, и мы абсолютно уверены, что ни товарищу Киселёву, никому другому стрелять не придётся". Дальше читать? Мам, ты чего?

Мама составила жёсткую конкуренцию Сонькиному суслику и уверенно лидировала по ширине глаз.

— Вова, но как??? — потрясённо ткнула она в меня книгой, стиснутой обеими руками.

— Ну, вот так, — пожал я руками, — После больницы у меня память улучшилась. Теперь всё запоминаю сразу. Даже читать не надо, просто глянул и всё запомнил. Потому и листаю, не вчитываясь.

— Сыночка, а ты себя хорошо чувствуешь? — захлопотала она, подскочив и прикасаясь губами ко лбу, проверяя наличие жара.

— Нормально всё, — стал отпихиваться я от неё, — Радоваться надо, что сын гений, а ты у меня лоб щупаешь.

Еле отбился. Забота матери о своём ребёнке, это нечто нереальное. Я её на голову выше, а она квохчет надо мной, как курица над яйцом. Потом ещё под её неусыпным контролем, листал книги, наконец, мне это надоело. Столько времени ушло, а пролистал всего десяток. Муторное дело, надо сказать. Но, надо! А то, я во всех этих партийных делах, не в зуб ногой. Октябрёнком, пионером, комсомольцем был в своё время, но это всё поверхностно. А тут мне, чувствую, углубленные знания потребуются. А теперь, гулять! Может, Соньку встречу? Пообщаемся, может чего и выгорит.

Выгорело. А ведь ничего не делал, только у калитки посвистел. Вышла тётя Роза и на мой невинный вопрос — "можно Соню?", такое выдала. Короче, я понял — Соню, нельзя! Отошёл в глубоких раздумьях немного подальше, размышляя на тему — кому на Руси жить хорошо и является ли полено в руках тёти Розы оружием пролетариата.

Но минут через пять, был вознаграждён за своё ожидание. Неожиданно, из калитки выплыла нарядная Сонька и не спеша, степенно направилась по улице, держа в руках узелок. Чего это она так вырядилась? Для меня что ли, или праздник какой? Красивая чертовка!

— Привет, Сонь! — поздоровался я.

— Здравствуй Владимир, — кивнула она и пошла дальше по дорожке. Ну, а я рядом пристроился.

— Ух, ты! А чего так серьёзно? А я тут, с твоей мамой познакомился. И с поленом познакомился. Очень близко, мда…

— Да, я слышала, как вы знакомились, — всё так же степенно ответила она и неожиданно остановилась, прикрыв лицо руками, начала подвывать и издавать всхлипывающие звуки, — Иии-ииии…

— Сонь, ты чего? — растерялся я и засуетился, не зная, что предпринять, — От мамки влетело, да? Прости дурака, не ожидал я, что так получится. Сонь, ну, Сонь, прости, да?

Кое-как, оторвал Сонькины руки от лица и увидел, что она откровенно ржёт. Не понял? А где тут смеяться?

— Сонь, ты чего? — слегка обескуражено спросил я её, — Не понять, то ли плачешь, то ли смеёшься? А хочешь, я тебя поцелую?

От такого резкого перехода, Сонька задумалась, потом сунула мне фигу в нос и снова рассмеялась.

— Пошли уже, целовальщик, — хихикая, сказала она, подхватив меня под руку, — Взялся провожать, так провожай.