Как-то раз в июле 1992 – го года, когда Кристи исполнилось шесть месяцев, Салли вернулась с работы и нашла записку от Мишель. Мишель писала матери, что они с Роки и Кристи должны попытаться стать «настоящей семьей». Сказала, что ради дочери хочет дать новой семье шанс. Писала, что переезжает в крошечный трейлер Роки и будет жить там. Потрясенная Салли рассказала об этом Полу. Конечно, они не могли заставить Мишель вернуться. Всё, что было в их силах – это попытаться поддерживать дочь, дать ей понять, что они всегда готовы прийти на помощь.
Полу было больно думать, что они все станут жить в этом крохотном трейлере. «Если развести руки в стороны, они касались стен», – говорит Пол. Поэтому он купил участок земли на окраине Биллингса и построил себе новый дом, тот самый, в котором я встретилась с ним. Дом с покрытой вмятинами входной дверью. Когда Пол переехал, он стал сдавать старое жилье в аренду Роки и Мишель, и они смогли съехать из безотрадного трейлера.
Мишель сдержала слово. Начав оставлять Кристи в «Раннем старте молодых семей» – детском саду для школьников, которые уже обзавелись детьми, – она вернулась к учебе. К удивлению домашних, чуть больше чем через год после рождения Кристи она снова забеременела и родила Кайла. И Мишель, хоть ей не было и восемнадцати, справилась с двумя грудными детьми. В те годы Пол иногда видел, как посреди суровой биллингсовской зимы она, одновременно толкая коляску с Кристи и неся Кайла в слинге, преодолевает три с половиной километра, чтобы добраться до «Раннего старта». Мишель ни разу не попросила о помощи. По прошествии некоторого времени, чтобы дочь могла ездить в школу, Пол купил ей подержанную машину. И школу Мишель окончила в срок.
Денег не хватало. Когда Мишель и Роки познакомились, он работал в сейсмической бригаде и постоянно мотался по западным штатам. Иногда приходилось работать по двадцать часов в сутки, семь дней в неделю и далеко от Биллингса, так что Роки уволился, потому что не хотел надолго оставлять семью. Постоянной работы у него не было, его быстро увольняли по разным причинам. Он работал на строительстве, был кровельщиком. В основном это был тяжелый физический труд, за который толком не платили. Мишель сказала, что хочет вносить вклад в семейный бюджет; ей пришла идея работать горничной в мотеле всего в полукилометре от дома. Так близко, что она сможет метнуться домой, если что-то понадобится детям, и даже машина не нужна. Но Роки пришел в ярость, сказал, что не позволит матери своих детей спать с постояльцами мотеля. Он разозлился так сильно, что Мишель позвонила Алиссе и попросила ее приехать, побыть в доме в знак солидарности с сестрой. По словам Алиссы, Роки был на взводе вопреки всякому здравому смыслу, метался туда-сюда, возмущенный тем, что Мишель вообще могла прийти в голову такая идея. Это был последний раз, когда Мишель заговаривала о работе вне дома.
Контроль, исходящий от Роки, разрастался медленно и начался с мелочей, большинство из которых вполне легальны (хотя со временем Роки стал следить за Мишель, подвергнув ее сталкингу, который нередко является одной из составляющих насильственного контроля. Сталкинг признан преступлением во всех штатах, но предъявить уголовное обвинение за это можно только в двух третях из них, и только если это преступление совершается не в первый раз)[34]. По словам Салли и Алиссы, за первые пару лет стало ясно, что Роки контролировал не только работу Мишель. Он не разрешал ей краситься, звать друзей в гости. Настаивал на совместных поездках за город практически каждые выходные, если позволяла погода. Мишель никогда не появлялась на людях без него. Эван Старк, автор книги «Контроль через принуждение: как мужчины загоняют женщин в ловушку личной жизни» ввел в оборот выражение «контроль через принуждение» для описания способов, которые может использовать абьюзер, чтобы доминировать над жертвой и контролировать каждый аспект ее жизни, при этом ни разу не прибегнув к рукоприкладству. Согласно исследованию Старка, в 20 % отношений, в которых присутствует домашнее насилие, может вообще не быть насилия физического. В написанной в 2016 году статье Абби Эллин для
В 2012 году Старк написал статью, в которой доказывал необходимость принятия законов по защите жертв от подобного поведения: «Большинство тактик, используемых для контроля через принуждение, не являются незаконными, так как отсутствует состав преступления, их редко соотносят с насилием, и они практически никогда не становятся причиной для правового вмешательства». Старк отдельно выделил такие тактики, как наблюдение и контроль за регулярными бытовыми действиями, особенно теми, которые традиционно ассоциируются с женщинами – воспитание детей, ведение домашнего хозяйства и секс. Контроль варьируется в «диапазоне, – пишет Старк, – от доступа женщин к деньгам, еде и транспорту, до того, как они одеваются, убирают, готовят или занимаются сексом»[36]. Существующей судебной практикой США совершенно не учитывается абсолютное опустошение человека, находящегося в такой ситуации, потеря свободы, которая со временем неминуемо ведет к потере себя. Активистка из Северной Каролины Кит Груелл называет таких жертв «пассивными заложниками» в своих собственных домах. Старк настаивает на том, чтобы мы принимали во внимание не только физические травмы как признак крайней формы домашнего насилия; по его мнению, такие женщины, как Мишель – пленницы. Люди в подобных ситуациях рассказывают о том, как их сожители контролировали то, как они выглядят, что едят, во что одеваются и с кем общаются. На протяжении многих лет абьюзер медленно отрезал все возможные пути к отступлению – семью, друзей, сообщества – которые когда-либо были у жертв. И в конечном счете контроль через принуждение заключается в том, чтобы полностью лишить человека свободы.
Старк внес решающий вклад в разработку закона о контроле через принуждение, который в 2015 году был принят в Великобритании: в соответствии с этим законом подобные действия караются тюремным заключением на срок до пяти лет[37]. Во Франции также существует отдельный уголовный закон для урегулирования преступлений, связанных с «психологическим насилием». В Соединенных Штатах такого закона нет.
Алисса помнит, как однажды вечером подвозила сестру. Это было после рождения Кристи, но до того, как Мишель забеременела во второй раз. Алисса думает, что Мишель тогда было около шестнадцати. Внезапно сзади на огромной скорости вырулил Роки, резко развернувшись так, что оказался со стороны водителя и начал движение против встречного потока машин. Он орал на Мишель в открытое окно.
Теперь Алиссу мучает вопрос: «Почему он не умер? Он постоянно ввязывался в какие-то безумные, лихацкие затеи вроде этой, а ему хоть бы что». Роки прыгал в озера с отвесных скал, проходил по ненадежным бревнам над шестиметровой пропастью, употреблял мет, но ничего никогда не ломал, даже не чихнул ни разу. Как будто какие-то внешние силы оберегали его от опасности. Как будто он был сильнее любой возможной угрозы. И он всеми доступными способами показывал Мишель, что скорее пожертвует собственной жизнью, чем рискнет потерять контроль над женой.
Еще один неотъемлемый элемент контроля через принуждение – изоляция жертвы от ее семьи. Часто эта изоляция не имеет никакого отношения к географии. После первого дня рождения Кристи, когда Гордон подарил Роки видеокамеру, члены семьи Мишель практически не появляются на записях. Роки снимал, как дети играют на заднем дворе или в Рождество открывают подарки у Сары и Гордона в гостях. Снимал совместные выезды за город с детьми и Мишель. Иногда на видео появляется дочь Майка – старшая двоюродная сестра Кристи и Кайла. Но семья Мишель? Если судить по видео, можно подумать, что Мишель появилась из ниоткуда, ни от кого. Салли редко видела Мишель в праздники, хотя они жили в нескольких минутах друг от друга. По словам Салли, Роки раздражали ее визиты, и он часто не разрешал Кристи и Кайлу оставаться на ночь у бабушки (они называли ее «Бугга»). Однажды Салли забежала на минутку, а Мишель сказала ей: «Мам, тебе надо жить своей жизнью и пореже к нам заходить».
После этого Салли чувствовала себя не в своей тарелке. Сначала она была слишком ошарашена комментарием, чтобы проанализировать ситуацию и понять, что именно так ее расстроило. Салли понимала, что у Мишель своя жизнь и своя семья, но ведь они с дочерью всегда были близки. Даже в тот неспокойный год первой беременности Мишель обратилась за помощью именно к Салли. Тогда Салли не приходило в голову, что на самом деле не Мишель сказала ей приходить пореже, хотя эти слова и исходили из уст Мишель. Но сам посыл фразы! «Это говорила не Мишель», – сказала Салли. По крайней мере, совсем не та Мишель, которую она воспитала. Сейчас Салли понимает почему: жертвы часто открыто встают на сторону своих мучителей перед семьей, полицией и работниками прокуратуры. Потому что еще очень долго после того, как полиция уехала, обвинение предъявлено, а приговор вынесен, жертве приходится торговаться с мучителем за свою жизнь. И за жизни своих детей. Когда жертвы встают на сторону своих мучителей перед полицией, это происходит не из-за неуравновешенности, как думают многие сотрудники органов внутренних дел; это продуманное действие, призванное обеспечить безопасность в будущем. В какой-то момент Салли увидела это на примере собственной дочери, хотя она и не понимала, что именно видит. Сейчас все говорят о невозмутимости Мишель, ее уравновешенности перед лицом стресса и абсолютной преданности детям. Но в отношениях со своей семьей она была неуступчивой, гордой. Она не хотела вернуться к родителям и признать, что они были правы. Она желала быть частью другой, редкой статистики: быть среди тех, у кого всё получилось. Мишель стойко придерживалась установки о том, что ее дети не будут расти в так называемой «неполной семье». Это одна из вечных задач, которую каждый из родителей так или иначе пытается решить: что лучше для детей – жить с неидеальным родителем, а в случае Роки – жестоким и сидящим на мете, – или вообще без него? Какие из бесконечного множества способов, которыми мы можем навредить нашим детям, нанесут меньше вреда?
Мишель любила Роки, по крайней мере, вначале. Он смешил ее. Он был полон жизни. Он учил детей ставить палатку, рыбачить, вешать гамак. Учил их стрелять в цель из пневматического пистолета. А когда они были маленькими – подбрасывал их в воздух и менял им подгузники. Качал на качелях на заднем дворе и тепло укутывал перед зимними катаниями на санках. Роки контролировал их, был жесток и сидел на мете; но при этом он был скромным, неуверенным, любящим. И долгое время Мишель казалось, что у нее получится балансировать между этими полюсами.
Салли не знает, почему Мишель не открылась ей за все эти годы; возможно, это было связано с гордостью девушки – она не желала признать свою неправоту – и с попыткой не задеть чувства матери: Мишель не хотела, чтобы Салли винила себя за развод с Полом. Поэтому вместо того, чтобы делиться всем со своей матерью, Мишель иногда разговаривала с Сарой. Она могла рассказать о том, что Роки постоянно употребляет наркотики, о том, как они с мужем далеки друг от друга, – он ночи напролет что-то делает с машиной в гараже или курит всё, что под руку подвернется, превращаясь в заядлого наркомана, а она сидит дома с детьми. Даже те, кто проводил время с Мишель, например, Пол, с которым они вместе обедали за просмотром шоу Джерри Спрингера, не знали, как всё было на самом деле, потому что они никогда не видели Мишель вместе с Роки. Мелани и Мишель не разговаривали по душам; обычно Мелани проводила время в гараже, накуриваясь с Роки. Так что Мишель говорила с Сарой, но даже с ней не была полностью откровенна. «В последние годы она говорила о своей семье и о том, почему, по ее мнению, она стала именно такой, какая есть, – рассказывает Сара, – благодаря урокам по воспитанию и уходу за детьми, которые Мишель посещала в колледже, она многое узнала о работе человеческого сознания, о том, почему люди совершают определенные поступки, какие бывают поведенческие модели, и всё такое… Я прониклась огромным уважением к ее уму и нежности».
И она
После всего случившегося, после убийства Мишель, Салли была в ужасе не просто от того, что узнала, что Мишель боролась с Роки за собственную жизнь, но от того, что она ничего не рассказала об этом собственной матери, – заговорив только за несколько недель до своей смерти, и всё равно утаив очень-очень многое. То, о чем Салли узнала позже.
За несколько месяцев до убийств Сара испробовала несколько способов, чтобы вызволить Мишель из дома, действуя и открыто, и намеками. Однажды она оставила невестке брошюру о местных организациях, помогающих жертвам домашнего насилия, в которой упоминался Гейтвэй Хауз – приют для жертв домашнего насилия в Биллингсе. Сара пыталась заговорить об этом с Мишель, но та не хотела ее слушать. Тогда Сара предложила ей на время уехать с детьми к тете в Аризону, но Мишель отказалась. Все эти предложения были продиктованы тревогой за невестку, но Сара волновалась, что переступает личные границы, без спроса вмешиваясь в жизнь Мишель. Она часто чувствовала себя так в отношениях с женой пасынка, даже в мелочах. На одном из домашних видео Сара сидит с Кристи и Мишель на заднем дворе. Кайл качается на качелях, а Роки снимает их всех. Кайлу еще нет двух лет, и его лохматые волосы торчат во все стороны. Сара спрашивает, стригли ли его когда-нибудь, и Роки говорит, что вроде бы нет.
«Я могла бы подстричь немного сзади», – говорит Сара взволнованным голосом. Летний день, на лицах детей видны липкие следы только что съеденных сладостей. «Если она захочет. Я не хочу встревать».
Сара повторяет это два, три раза. Она может постричь Кайла, но не хочет обидеть Мишель, не хочет влезать туда, где в ее помощи не нуждаются. И это показательный момент. Должна ли Сара как свекровь принять ответственность за что-то, одновременно настолько незначительное и настолько личное?
«Они отрастут, – говорит Роки, – это всего лишь волосы».
Сейчас 2017 год, погожий и солнечный весенний день, и я сижу за столом на заднем крыльце дома Гордона и Сары Мозур в дальнем пригороде Биллингса. Сара принесла чай со льдом, крекеры и сыр. Сегодня День матери. У Сары и Гордона никаких планов. Гордон, как и Пол, никогда ни с кем не говорил об убийствах.