Кристиан неторопливо подошел к ней, заставляя ее пятиться:
– Ты очень пожалеешь. Не в моих привычках разбрасываться такими фразами.
– Ты не угрожаешь, – поняла она, голос её был холоден. – Это предупреждение. Ты знаешь что-то, чего не знаю я.
– Перестань меня читать.
– Я права. Ладно, – она без трепета смотрела в его глаза, как смотрела бы в монитор компьютера. – Я останусь в номере. В интернет можно выходить?
– Пожалуй, можно, – с сомнением ответил Кристиан. – А теперь уходи, мне надо работать.
– Даже не скажешь, как продвинулся? – с чёрной завистью протянула Саша.
Увидев ее обиженное, злое лицо (он узнал его по морщинке между бровей), Кристиан испытал недоумение.
– В комнату. Уходи, пожалуйста, отдыхать, Александра, – строго отчеканил Фишер. – У меня в ванной кое-кто кровью истекает.
Саша даже сжала кулаки. Демонстративно удаляясь, она показала ему язык. Кристиан покачал головой.
Ее любопытство терпело до полудня следующих суток.
Кристиан ушел, ничего не сказав своей помощнице, но его молчаливый приказ сидеть в номере и не выходить на улицу сквозил вокруг нее иглами сковывающего напряжения. Она принимала это без колебаний, не намереваясь мешать боссу.
Когда воздушный янтарь солнечных лучей лукаво нырнул брызгами в ее номер, переключилась в плеере джазовая композиция, на мгновение оставив после себя тишину, Саша с негодованием сняла наушники и запрокинула голову к потолку:
– Надоело. Я трачу своё время впустую, когда могла бы быть эффективной…
Она была из тех натур, рассудку которых требовалась работа, и это динамичное состояние сопряжения с миром было для него естественным. Когда ей велели расслабиться, внутренне она восприняла это как угрозу душевному равновесию. До знакомства с Кристианом она направляла огонь потребности в мозговом штурме на знаменитых преступников или преступления. Иногда она бегала, училась сетевому хакингу и досконально влезала во все доступные ей области способов профилирования личности человека. Теперь, будучи рядом с Кристианом, её рассудок чувствовал себя птицей, которой развязали крылья, хотя она признавала это с огромным нежеланием.