И поспешил уйти.

– Знакомы с ним? – спросила женщина, провожающая арестованных в комнату для дачи показаний.

– Скажем так, я его видел, – с прохладной улыбкой аллигатора произнес Фишер, и прозвучало это достаточно громко, чтобы отошедший сержант всё расслышал.

В комнате для допроса Кристиан вел себя отвратительно нагло. Он развязно заявил, что ничего не брал без разрешения, и обвиняющий, возможно, сам преступник. Саша, потупившись, молчала и на все вопросы отвечала односложно и уклончиво. Выведенная из себя, женщина сказала, что по факту кражи с наличием свидетелей может задерживать их сколько угодно. Вот тогда на девушку и надели тяжелые, тесные и неудобные наручники. Показалось, что к ней приложили клеймо.

– Представь себе, – тихонько выдал Кристиан своей раздосадованной помощнице, когда их проводили к разным клеткам «обезьянника», – ты работаешь двадцать четыре часа. Зарплата – копейки. У тебя под наблюдением участок, скажем, в восемь тысяч человек. Некоторые из этих экземпляров совершают угрозы, поджоги, убийства, насилие, кражи, и на твой стол ежедневно подаются заявления по уголовным делам. Если ты не успеваешь, за это сверху тебя ругают.

Саша смотрела на него мрачно и вызывающе.

– Я говорил тебе, что в полиции хорошие следователи, как правило, на повышение не идут. Они слишком заняты работой, – он улыбнулся, позабавленный парадоксальным построением этой фразы. – Находятся и те, кто очень стремятся сесть на стульчик помягче, и они ведут игру грязнее, чем девушки на конкурсе красоты. Таким образом, система пропускает наверх, в большей части, случае карьеристов и взяточников. Нормальные люди батрачат тут, – он огляделся, – внизу, лишенные возможности действительно раскрывать преступления. На моей памяти был один случай. Я тогда только-только вернулся из-за границы после учебы, одержимый желанием расследовать «глухари». Низкая зарплата и суточная занятость меня не пугала – я был из идейных, семьи – нет, друзей тоже, жертвовать, по сути, нечем.

И Сашины глаза округлялись, она забыла про наручники, про клетку и про всё, вообще. Кристиан рассказывал ей о себе – легко, интересно, слишком запросто, чтобы взять и демонстративно это проигнорировать.

– И вот, спустя полгода на нашем участке произошло ограбление, – негромко продолжил Фишер, кинув на девушку загадочный взгляд из соседней клетки. – Зарезали женщину и семилетнего мальчика в квартире, деньги вынесли из дома, даже брелоки с ключей сняли. Я был на том месте, улик – море, хотя кроме меня их никто не наблюдал. Но главное – продавец видеокассет через дорогу разглядел негодяя. Составить фоторобот – раз плюнуть! Я взялся, хотя меня отговаривали. Есть, мол, «лицо», но нет отпечатков. Я заручился помощью Веры, отыскали с ней волосы недалеко от трупа женщины. Генетический материал неизвестного – его не было в базе данных, промах. И мне говорят – предупреждали, повесил на себя глухарь в первое полугодие работы, вылетишь.

Саша заинтересованно и нетерпеливо прервала внезапно возникшее после этого молчание:

– Что дальше?

– Я его поймал, – но произнесено это было с медлительной похоронностью. – Оказалось, умалишенный сынок прокурора. Тоже психопат, как я, только он – бесконтрольный. Арестовать, правда, не получилось.

– Не верю, что ты отпустил его.

Кристиан улыбнулся, переведя на нее жесткий, хищный взгляд:

– Я и не отпускал.

– Что ты с ним сделал?